Чайковский (Гребёнка) - страница 56

 Выпив чарку водки из рук есаула, Касьян взял в ра-дуте доброго коня и поскакал в Лубны, завтракая дорогою куском черного хлеба. Назади полнеба было залито пожарным заревом фигур и по временам слышались выстрелы. Впереди расстилалась степь; но уже не мертвою пустыней лежала степь: то там, то в другом месте раздавались беспрестанные оклики; взошло солнце и осветило тревожную картину: у дороги чумаки, состроив из тяжелых возов каре, выглядывали из него, как из крепости, сверкая стволами мушкетов и винтовок, без которых тогда никто не отлучался из дому; поселяне быстро угоняли из степи в села стада волов и табуны коней; заставляли въезд в деревни рогатками, прятали в землю всякое добро и хлеб, завязывали в кожаные мешки, заколачивали в бочонки деньги и опускали их в глубокие колодцы, в пруды и на дно речек; с мостов снимали доски и заводили лодки в непроходимые тростники.

 — Далеко ли? — спрашивали люди Касьяна, когда он въезжал в село, покрытый пылью и потом.

 — Вот, вот, за горою, — отвечал Касьян.

 — А куда бог несет?

 — В Лубны к полковнику. Перемените-ка мне коня, скачу по вашему делу.

 — Бери хоть всех, дядьку!

 Так переменяя коней, Касьян, можно сказать, летел день и ночь в Лубны. Тревога и удаль поездки помолодили Касьяна; он не чувствовал усталости, он не слыхал на себе восьми десятков лет и, подъезжая к Лубнам, пел веселые песни.

IV

Одарка мички не допряла,
Аж ось Харко у хату вбіг,
Під лаву кинув свій батіг:
«Вп'ять татарва на нас напала!» —
Він зопалу сказав.
С. Писаревський

 — Гадюко! Гадюко!

 — Чего, пане полковник?

 — Скучно, Гадюко, очень скучно! Не знаю отчего.

 — Может, объелся, пане.

 — Умный человек, а говорит глупости. Объелся! Какого я дьявола объелся? Ну, скажи на милость, чего б я объелся? Чего бы человек объелся, когда еще не обедал, а только завтракал?..

 — Чего ж бы тебе скучать, пане? Житье хорошее, поступки твои все законные, лыцарские: чего ж бы скучать?

 — В том-то и дело! Я тебя спрашиваю, а ты меня спрашиваешь. Это глупо.

 — Кобзаря позвать разве?

 — Кобзари божий люди, да из ума выжили — ни одной песни порядочной не знают.

 — Выкричались.

 — Как выкричались?

 — Вот, примерно, взять бутылку и стать из нее наливать в стаканы вино или что другое: до времени из бутылки все льется вино, а вылилось, уже и не станет и не льется, хоть сожми бутылку обеими руками; тогда разумный человек принимается за другую. Так и кобзари пели песни, кричали, а теперь уже выкричали все и петь нечего.

 — А что ты думаешь? Ведь оно так.

 — Не нашему глупому разуму рассуждать, а может, и так.