Вместо этого она нашла в себе силы улыбнуться.
– Ты не против, если я посплю? – прошептала она.
– О, конечно, нет. Давай, иди. – Джессика почувствовала, что от облегчения у нее поникли плечи. – И потом, после того, как ты вздремнешь, может быть, ты примешь ванну? Мы с Лилли отлично справимся. Нам многое нужно наверстать. Я должна рассказать ей о том, как я провожу время с Пазом, и о том, что планирую переехать к нему и сделать из него своего сексуального раба.
Джессика кивнула. Ей было не до юмора, не до шуток, не до вопросов, у нее просто не было сил. Не сегодня. Отодвинув стул от стола, она пошла наверх по лестнице, не способная думать ни о чем, кроме темного пространства под одеялом, куда она заползет и исчезнет на некоторое время.
Положив Лилли на плечо, Полли прижалась щекой к ее спинке. Она вздохнула.
– Мне, правда, не хватает твоей мамочки, – прошептала она и поцеловала Лилли в красивую мордашку.
4 августа 2014 г.
Сегодня я вместе с тремя другими женщинами встречалась с врачом-психиатром, о которой уже упоминала, кажется, они знакомы друг с другом, и от этого я чувствовала себя еще более одинокой и смущенной. Мне не нравится групповая психотерапия. На самом деле я ненавижу ее. Она заставляет меня чувствовать себя уязвимой и нервничать. Я была бы вполне довольна, если бы сидела в одиночестве на своей узкой кровати и просто думала, но это, разумеется, запрещено. Мы должны были сидеть кружком и рассказывать о том, что мы умеем. Все равно о чем. Девушка напротив меня рассказала, что умеет жонглировать – она может долго жонглировать сразу пятью предметами и делает это с яблоками, мячиками, носками и разными другими вещами. Ее научил этому приятель, и это, видимо, помогает ей прочистить мозги. Она заслужила аплодисменты. Женщина рядом со мной нарушила правила, сказав, что она испортила свою жизнь и много чего изгадила. Нам сказали, чтобы мы не погружались в негативные воспоминания, а старались сосредоточиться на позитиве. Психиатр сменила тему и попросила нас попытаться придумать три слова, лучше всего характеризующие каждую из нас. На раздумья нам дали пятнадцать минут. За это время я поняла, что описываю свою жизнь до и после того, что произошло, разными определениями. До того я была болтливой, энергичной и счастливой, а потом стала печальной, кающейся и одинокой. Очень одинокой. Как будто я существую в двух разных лицах. Представляя свое «я» до того, я как будто смотрела фильм. Я едва узнавала женщину, которая была такой разговорчивой, полной надежд на будущее, которая, смеясь, вприпрыжку вбегала в комнату. Я не могу вообразить себя ею, хотя бы на один день.