– За… за… дыхаюсь!
Отпустив Джейка, Топаз смотрел, как тот, прислонясь к стене, глотает ртом воздух и пытается ухватиться рукой за что-нибудь твердое.
– На этот раз я отпущу тебя, но дважды повторять не буду. Понял?
Джейк кивнул.
– Хорошо. – В полном спокойствии Топаз закрыл входную дверь.
– Это был Джейк? – спросила Полли, когда ее муж вернулся в комнату.
– Да, – улыбнулся Топаз.
– О-о-о, как он? – продолжила она.
– Отлично, Полли. Просто отлично.
Джессика слышала, как снизу доносится голос Джейка, как разговаривают Полли с Пазом, как Мэтт поднимается наверх к Лилли. Закрыв глаза, она попыталась отстраниться от того, что услышала чуть раньше, но эти слова отдавались эхом в ее голове. «Тебе не понравится то, что я скажу», – сказал тогда Топаз. А Мэтт, ее Мэтт, который только что говорил, что будет любить ее вечно, ответил: «Попробуй». Джессика понимала, что все устали от нее. Они пытаются избавиться от нее. Мгновенно ее охватило горькое, горькое разочарование, сменившееся абсолютной, абсолютной безнадежностью. Полли была права, когда говорила, что нужно составить план, и она должна сделать это как можно скорее.
Сев на кровати и расправив плечи, она улыбнулась, ее лицо сияло, словно ей в голову пришла необыкновенная идея. Полли была права, сказав о том, что ей нужен план, и он понадобится скорее, чем она думает.
24 июля 2015 г.
Что я действительно помню, так это то, что я знала, каким будет день четырнадцатого октября. Я спланировала его именно так, но, если честно, я знала, что он придет, и эта мысль поддерживала меня. Он был как день встречи, отмеченный красным крестиком в календаре, как маяк, он светил мне ранним утром, пока я с полуприкрытыми веками копалась, открывая кран, наполняя чайник, брала бутылочку, размешивала молочную смесь. И хотя я не могла сказать с точностью, когда именно он придет, это оказывало на меня успокаивающее действие, так как я знала, что потом я впервые смогу дышать полной грудью… Не знаю, как долго.
Я постоянно думала о том, чтобы поспать, потому что чувствовала усталость. Не совсем усталость, это не было обычной сонливостью, которую чувствуешь в конце дня, когда потягиваешься, зеваешь и стремишься лечь в кровать, надеясь, что будильник не зазвенит слишком рано. Нет, это была глубинная усталость, означавшая, что я с трудом могла соображать. Слова и мысли путались в моей голове, связываясь в случайные конструкции, которые затормаживали меня, когда я пыталась привести мысли в порядок. Я пристально смотрела на знакомых мне людей, желая вспомнить их имена прежде, чем оба мы окажемся в затруднительном положении. Из моих глаз текли слезы, но на самом деле мне не хотелось плакать – никакого прерывистого дыхания, никаких всхлипываний, ничего подобного. Казалось, что плачет моя душа. Словно моя печаль была неотделима от моего изнеможения. Я не узнавала себя, что само по себе жутко. У меня были запавшие глаза наподобие широко раскрытых карманов, а фиолетовые мешки под глазами в форме полумесяца выделялись на фоне бледных выступающих скул.