Там внутри что-то было, причём так плотно прилегало к внутренним стенкам, что это можно было и не заметить, если не искать специально. Майло аккуратно вынул спрятанный предмет.
— Ого! — он поднял взгляд от свёрнутой в трубку бумаги. — Доктор Гауэрвайн, не хотите посмотреть первым?
Профессора не нужно было просить дважды. Он подошёл к столу и аккуратно, с благоговением, взял рулон. Пока Майло слезал, доктор Гауэрвайн стал очень-очень осторожно раскручивать на столе находку.
— О боже… — прошептал он.
Это была картина потрясающей красоты.
— О боже… — снова повторил доктор Гауэрвайн. — Вы думаете…
Миссис Пайн быстро прошла на кухню и вернулась с двумя чистыми кофейными чашками. Профессор аккуратно прижал уголки.
— Боже мой! Боже мой!
Небольшой клиппер быстро двигался вниз по реке. Нос его украшала вырезанная из дерева птица. Майло видел такую на старой карте — альбатрос. Это был прекрасный корабль, легко рассекающий волну на всех парусах, из тех, что дедушка Майло называл «проворными маленькими парусниками». А позади на реке виднелся ещё один корабль, побольше. Он с трудом справлялся с ветром, а паруса накренились.
Человека за штурвалом, казалось, погоня не беспокоила. На голове у него была коричневая шляпа с лентой, подколотой золотой брошью. Подбородок был гладко выбрит, а вот бакенбарды слегка отливали рыжим, как волосы Мэдди. Он выглядел довольно молодо, моложе, чем родители Майло, но лицо его было строгим и решительным, а взгляд пылал отвагой. Сразу видно, этот человек не свернёт с пути, какие бы трудности его ни ожидали, и с ним придётся считаться, если кто-то попробует ему помешать. Это было ясно по выражению лица и по тому, как он сжимал штурвал. Люди, собравшиеся на берегу, махали руками и радостно кричали, встречая своего героя. Да вообще с первого взгляда хотелось приветствовать его ликующими возгласами, даже не зная, кто он. Но, конечно, все знали, кто это. Капитан Майкл Уитчер, контрабандист, называвший себя Доком Холистоуном.
Судя по всему, это был эскиз, доктор рассказывал о таких рисунках в своей истории, однако выглядел он как законченная работа: всё было тщательно прорисовано, а линии чётко очерчены. Майло догадался, что линии обозначают металлический каркас готового витража. Это была настоящая завершённая картина со всеми оттенками цвета, плавными формами, которые как будто обретали движение: вода пенилась и разлеталась брызгами, а паруса надувались от ветра. Майло доводилось видеть изображения людей на витражах только в церкви, но лицо капитана за штурвалом не походило на неподвижные лики святых. Казалось, он мог в любой момент оторвать взгляд от реки, простиравшейся перед ним, и посмотреть прямо на тебя.