С каждым словом голос комиссара набирал высоту и силу. Случился один из тех редких приступов ярости, остановить который не было никакой возможности. Штробль попытался что-то вякнуть, но Клуфтингер даже слушать не стал.
— Может быть, вы решили, будто дело уже раскрыто и можно почивать на лаврах? Каждая минута может стать решающей! А может, уже все произошло, пока вы там дрыхли?!
Штробль уже и не пытался оправдаться, предоставив обрушившемуся на него потоку иссякнуть самому по себе. Все знали, как опасно становиться на пути комиссара, когда его несло на всех парах. А может быть, Штробль молчал, поскольку осознавал свою вину. Последним, что он услышал от начальника, был приказ:
— И с этого момента я жду от вас отчета каждый час! Вот так, господа. Спокойной ночи!
Клуфтингер швырнул трубку на базу, будто этот жест мог добавить веса его словам.
Остыл он довольно быстро. А успокоившись, сообразил, что погорячился, отдавая такой приказ. Если подчиненные поймут его буквально, ночка ему предстоит та еще! Рука сама потянулась к телефону, чтобы отменить неразумное распоряжение, но, с другой стороны, сделав это, он собьет весь эффект от своей пылкой речи. Остается только надеяться на благоразумие коллег.
Он взял трубку и отправился в спальню.
Ровно в ноль девятнадцать из сна его вырвал первый звонок. Теперь Клуфтингеру пришлось откашляться, прежде чем ответить. Но своего недовольства он не выдал. С невозмутимым спокойствием реагировал он и на следующие шесть докладов за эту ночь.
Наутро Клуфтингер радовался, разрешив обоим полицейским, дежурившим ночью, появиться на службе после обеда. Так он выиграл время, чтобы прийти в себя и восстановить силы после беспокойной ночки. Ни Штробль, ни Хефеле не должны заметить, что от вчерашнего всплеска ярости больше всех пострадал он сам. Лучше вообще не затрагивать эту тему.
Рабочий день комиссар провел в рутинных заботах и в напряженном ожидании развития событий на наблюдаемом объекте. Ему подготовили полный отчет о владельцах интересующей его фермы, но он ничего не прояснил. Хутор уже много лет стоял заброшенным. Бывший владелец хозяйствовал на нем в течение семидесяти восьми лет, используя лишь в личных целях — ни поставками, ни розничной продажей не занимался. После его смерти никто из наследников там не объявился, чтобы заниматься хозяйством. По крайней мере этот отчет утвердил Клуфтингера в подозрении, что на этом дворе дело нечисто и, возможно, он является ключом к разгадке обоих убийств. Каким образом ферма, много лет стоявшая без хозяина, не обветшала и не развалилась, а находилась во вполне приличном состоянии?