— Важно, дед. Никто не может помнить всего. Так что не волнуйся. Никто тебе и слова не скажет. Для меня это было очевидно, так как я с ней каждый день, а ты целитель, но прежде всего, человек. — Я пожал плечами и улыбнулся.
— Знаешь, спасибо, Габриэль. Хотя я и не ожидал услышать нечто такое от мальчика двенадцати лет.
— Скоро будет тринадцать. Я же мартовский, так что еще немного, еще чуть-чуть.
— А число?
— Двенадцатое.
— Ясно. Ты чего пришел-то?
— Хотел узнать диагноз и ограничения, если они есть. И мне очень любопытно, что это была за дрянь у меня на разуме.
— Ограничений нету, все повреждения я убрал, единственный момент, я не мог вычистить твою кровь от остатков яда василиска и никто бы не смог, так что пришлось провести старый ритуальчик и теперь твоя кровь имеет некоторые свойства его яда. К счастью, я сумел ограничить влияние только на кровососов и если твоя кровь попадет на человека, то не станет проедать его насквозь, не волнуйся. Так что будь осторожен теперь. А в остальном, ты вполне здоров. Теперь по этой паутинке. Это сочетание почти десятка зелий и ментального воздействия. Выполнено ювелирно, но к счастью ты сумел отчасти сдернуть паутинку с места, и именно поэтому был не совсем адекватен и избил Помфри. А здесь, мы быстро ее обнаружили и почистив кровь от зелий и воспользовавшись твоим истощением, с легкостью ее убрали.
— Спасибо, дед. — Я так расчувствовался, что даже обнял его со всей дури, что была в моем все еще истощенном организме. Сметвик крякнул, но по спине похлопал несколько смущенно. — Ты не представляешь, как я рад, что все-таки дохромал до тебя.
— Ну будет тебе. Возьми там, в своей комнатке одежку, мы от больницы тебе подкинули.
— А где то, в чем я пришел?
— А ты пришел голый. Не помнишь что ли?
— Неа.
— Ну да. Мартина даже вспомнила, как ты ляпнул, что член не растет и проверила, пока ты был без сознания. Потом красная ходила весь день, шептала, что ты врун. Ха-ха-ха!
— Бабы жгут, блин, — смутился я немного.
— Ну, бывает, но без них было бы куда хуже.
— Тут не поспоришь. — Умудренным тоном поддержал я Сметвика, и через секунду мы смеялись уже вдвоем. А к вечеру пришла в себя Панси. Нас к ней не пустили и мы с Дафной засели в моей палате.
— Когда я прибежала, — рассказала она, — все уже закончилось. Коридор пуст, за углом Панси лежит, только голова торчит из-за поворота и дышит едва-едва. Я к ней, а она меня отталкивает, но сказать внятно ничего не может. Выглянула, а там ты, весь в огне, он вырывается из тебя и плещет вокруг, даже камень стены кое-где потек. В стене торчит огромный зуб и дальше по коридору я нашла вот это. — Она показала обгорелую лямку моего рюкзака. Блин.