Он познакомился с Настасьей на «Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставке» на Воробьевых горах, ставшей прологом к ВДНХ. Речкин гулял в тот день с другом по столице. Погода выдалась солнечная и теплая для конца сентября. О том, что наступила осень, напоминали лишь красно-золотые наряды деревьев.
Вместе с другом они задержались возле выставки деревянной посуды. Было воскресенье, и народу толпилось вокруг полным-полно. Однако Алексей сразу заметил подошедшую к столам с посудой высокую, стройную девушку с рыже-каштановыми волосами и невероятной голубизны глазами. Друг заприметил этот взволнованный взгляд Алексея и без лишних вопросов подошел к девушке. Ярко краснея от смущения, отводя стыдливый взгляд в сторону, вслед за товарищем направился и Речкин.
Беседа завязалась сама собой. Спустя несколько лет Речкин и не помнил с чего, но точно ощущал, как и тогда, ту странную легкость, с которой они говорили друг с другом, доселе ему неведомую при общении с девушками. Будто он знал ее всю свою жизнь.
Как выяснилось, девушка эта, которая представилась Настасьей, тоже была не из Москвы, более того, она жила в соседнем от Ступино селе. И ехать домой им предстояло до одной станции – Серпухов.
Поначалу изредка, но затем все чаще Алексей и Настасья стали встречаться. Она не была похожа ни на одну из других девушек, которых он знал раньше. В Настасье не было той девичьей легкомысленности и деревенской кокетливости. Она манила Алексея элегантностью и пластичностью своих движений, глубиной знаний и грамотностью речи. Все в ней виделось Алексею особенным. Речкин в душе часто терзался: что могла найти эта девушка в нем, простом деревенском парне? Но не решался спросить ее об этом, боясь показаться глупым и незрелым.
Их излюбленным местом стала небольшая гряда, разделявшая два необозримых колхозных поля. Она примыкала к Оке и была сплошь покрыта молодыми березками и душистым ковылем. Вдвоем они болтали долгими часами, часто расходясь лишь с закатом. И вскоре от душевного смятения Алексея, вызванного ее не по-девичьи высоким ростом и не по-деревенски глубокой образованностью, не осталось и следа. А вместе с тем исчезла и робость перед ее губами и молодым, красивым, изящным телом.
Для них обоих эти внезапные, абсолютно взрослые отношения, лишенные всякого юношеского смущения, были чем-то новым, окрыляющим, что заставляло мечтать и строить далекие, уже общие планы.
Это было чудное время, особенное, уникальное. Ни время, ни обиды, ни новая любовь не смогли стереть его из памяти Алексея, оставив в его душе незыблемый кусочек и для себя.