– Нет, старик, я теперь на военной службе и собой больше не располагаю. Второго дня я должен быть в Подольской губернии. Так что приготовь мне все к завтрашнему отъезду. А сейчас пришли-ка сюда Агафью, няньку мою дорогую.
– Никак невозможно, ваше благородие, Аристарх Евгеньевич, – испуганно произнес Аполлинарий. – Агафья больна.
– Что с ней? – равнодушно спросил Аристарх.
– Да бабья болезнь, – не стал объяснять дворецкий, – хворь к бабам так и липнет, так и липнет…
– А кто же мне теперь прислуживать будет? – прервал старика барчук, нахмурившись. – Я к Агафье привык.
– А мы вам, ваше благородие, другую служанку подыщем, помоложе да порасторопнее.
– Прелестно, – повеселел юнкер, – но выбирать я буду сам, – твердо добавил он.
– Как прикажете, ваше благородие, Аристарх Евгеньевич.
После ужина всем дворовым девкам велено было идти в сад, как объяснил дворецкий – песни петь да хороводы водить, чтобы молодого барина развеселить. Дуняша следом за всеми полетела вприпрыжку. Ох и жутко же ей было! Но еще более того – брало ее любопытство: да как? да что? да чего?
Молодой барин сидел на террасе за длинным столом, покрытым белой скатертью, посреди которого пыхтел начищенный до блеска ведерный самовар. Вокруг него аппетитными горками возвышались свежевыпеченные пышки и медовые пряники. С террасы доносился неземной аромат чая и всевозможных варений. Услужливый лакей то и дело подливал в чашку господина чай, и тот лениво потягивал ароматный нектар, закусывая печатными пряниками. На лице молодого человека угнездились непомерная скука и усталость.
При виде неулыбчивого молодого господина девушек взяла оторопь. Чего им сейчас делать? Петь или плясать? Может, хоровод затеять? Они топтались перед крыльцом, переглядывались, перешептывались, друг друга подталкивали и потихоньку хихикали, прикрываясь широкими рукавами рубах.
Дуняшу, стоявшую позади всех, так и подмывало показать свой наряд, свои таланты этому неприступному на вид барчуку. Глаза у нее горели, а ноги, переступая от нетерпения, вот-вот готовы были пуститься в пляс.
Да что ж это такое? Почему девушки-то молчат? Почему песен не заводят? Но выскочить раньше других – этого девушке и в голову не приходило.
Первой осмелела Фекла. Подбоченившись, она задорно произнесла:
– Що ж це ми, девоньки, занимили хиба? – И, выступив вперед, она затянула высоким сильным голосом:
На нашей горке калына, На нашей горке калына…
Да там девчонка ходила, Да там девчонка ходила…
Но запели они как-то недружно, вразброд, без охоты. Фекла недовольно оглянулась через плечо и повела дальше: