– Чувствую надежду, – проговорил Исполнитель, не шевеля губами. – У него очень отчетливый след, очень мощный. Думаю, я смог бы последовать за ним туда, куда агент обычно улетает, а потом, прежде чем след исчезнет, вернуться по нему в то место, где осталось лежать тело.
– Что ж, тогда нам нужно ждать, пока у Клейтона случится очередной обморок, хотя нет никакой гарантии, что это произойдет, прежде чем вселенная…
– Прошу прощения, профессор Рэмси, – перебила его старая леди, чье лицо вспыхнуло энтузиазмом. – Я правильно вас поняла? Вы сказали, что нашли эффективную вакцину?
– Да, именно. Хотя теперь она нам не понадобится: благодаря карте вашего мужа мы сможем явиться в нужное место за минуту до того, как произойдет первое заражение, и просто помешаем ему произойти…
– И сделаете прививку Ньютону! – опять перебила его миссис Лэнсбери умоляющим тоном. – Тогда не надо будет убивать его, правда ведь?
Рэмси снисходительно улыбнулся:
– Можно попробовать… Вакцина и на самом деле очень эффективна, но вы, миссис Лэнсбери, должны понимать: при малейшем признаке того, что вирус присутствует в организме животного… Короче, мы не можем допустить, чтобы все началось сначала.
– О, разумеется, я все понимаю… Но это дало бы моей книге такой прекрасный финал, – добавила старушка, а потом повернулась к Исполнителю: – А вы могли бы оставить меня потом рядом с дорогим Ньютоном в каком-нибудь тихом мире, где я спокойно ее допишу? – Исполнитель едва заметно кивнул. – Ну и чего мы тогда ждем? Надо поскорее отыскать этого агента с разбитым сердцем.
Рэмси велел Исполнителю приступить к поискам. Тот встал посреди маленького кабинета, подождал, пока профессор опустит шторы на окне, и поднял трость над головой – торжественно, как король, который демонстрирует свой скипетр подданным. И тотчас трость слегка заискрилась, голубоватое свечение пробежало по ней из конца в конец, становясь все ярче, и темно-синий свет стал теснить царившую в комнате темноту. Затем воздух прочертили, повторив географию мультивселенной, красные линии, похожие на сеть кровеносных сосудов. С приближением Дня хаоса красные линии, обозначавшие каждый из миров, начали располагаться параллельно подобно струнам арфы. Но теперь каждая, прогибаясь, тянулась к соседней, соприкасаясь с ней – или даже переплетаясь – в отдельных точках, а порой линии сливались, вызывая серии вспышек и фиолетовых разрывов на гладкой голубой поверхности – ткани вселенной. Эта беспорядочная путаница верно передавала то, что сейчас происходило, и служила схемой опустошения, напоминая дивно расцвеченную раковую опухоль. А еще там можно было различить дюжины зеленоватых следов, перепрыгивающих с одной линии на другую, потом на третью, – они соединяли линии подобно корсетной шнуровке. Это были следы хронотемиков, бесстрашно скачущих по мирам в поисках спасения от наступающего хаоса. Но хаос неодолим. От него нельзя спастись. И своими безумными прыжками они добивались лишь одного – истрепанный коврик бытия покрывался все новыми и новыми прорехами.