– И разгладить хмурые морщины на лбу.
– А еще хорошенько накрасить губы помадой. Лицо сразу прояснится. Вот так-то. И на кой черт нужны все эти дурацкие лекарства?!
После моего отъезда наши отношения с Триной резко изменились. Мы перезванивались по крайней мере раз в неделю, и впервые в жизни она перестала постоянно меня подкалывать. Она искренне интересовалась моей жизнью, расспрашивала о работе, о местах, где я бывала, о людях, с которыми встречалась. А когда я нуждалась в ее совете, она всегда давала взвешенный ответ, не обзывая при этом умственно отсталой и не интересуясь, знаю ли я, для чего существует «Гугл».
Ей кое-кто понравился, призналась она мне две недели назад. Они сходили в хипстерский бар в Шордиче, затем – в интерактивное кино в Клэптоне, после чего у Трины несколько дней голова шла кругом. Трина с головокружением – это было нечто из области фантастики.
– А какой он из себя? Уж теперь-то ты можешь сказать?
– Нет, я пока не собираюсь никому ничего рассказывать. Боюсь сглазить. Потому что каждый раз, как я начинаю рассказывать о своих ухажерах, у меня потом все идет наперекосяк.
– И даже мне?
– По крайней мере, не сейчас. Это… Ну, так или иначе, я счастлива.
– О-о… Теперь я понимаю, почему ты вдруг стала такой милой.
– Что?
– Ты с ним перепихнулась. А я-то думала, это потому, что ты наконец одобрила то, как я распорядилась своей жизнью.
Она рассмеялась. Моя сестра обычно не смеется, разве что надо мной.
– Просто, как мне кажется, все замечательно складывается. Ты получила шикарную работу в Соединенных Штатах. Мне нравится моя работа. А еще нам с Томом нравится жить в Лондоне. Наконец-то перед всеми нами открылись хоть какие-то перспективы.
Подобное заявление было настолько нетипично для моей сестры, что у меня не хватило духу рассказать ей о Сэме. Мы еще чуть-чуть поговорили о маме, которая собралась устроиться на неполный рабочий день в местную школу, и о дедушкином ухудшающемся здоровье, из-за чего маме пришлось отказаться от столь блестящей идеи. Я доела свой кекс, допила кофе и внезапно поняла, что, хотя и интересуюсь делами своей семьи, меня совершенно не мучает тоска по дому.
– Надеюсь, ты не начнешь говорить с этим реально жутким американским акцентом, да?
– Трин, я – это я. И это вряд ли изменится, – произнесла я с реально жутким американским акцентом.
– Нет, ты точно умственно отсталая, – сказала она.
– Боже правый, ты все еще здесь!
Я столкнулась в дверях с миссис Де Витт. Старуха натягивала под навесом перчатки, собираясь выйти на улицу. Осторожно попятившись, чтобы избежать острых зубов Дина Мартина, находящихся в опасной близости от моей ноги, я вежливо улыбнулась: