– Я… решила, что так будет лучше для всех, – ещё тише сообщила дверь.
– Отец запер её в сарае и две недели продержал на хлебе и воде, – кто бы сомневался, что Рона вытянула из вынужденной собеседницы все интересующие её подробности. – Пообещал, что она оттуда не выйдет, пока не растеряет дурные манеры чуть что гнуть напоказ подковы да бить тех оставшихся сватов, что не устрашились.
Ого. Как история с отказом о признании мастерства сразу заиграла новыми красками! Похоже, папочка нашей покупки свою дочурку отнюдь не гнушался использовать в тяжёлых подсобных работах в кузне – иначе соответствующих мускулов Маше было просто не накачать. Да и наследственность, видать, сыграла не последнюю роль. Я припомнил ширину плеч девушки, мысленно добавил мышечной массы до заявленной кондиции – и сразу понял, почему Белые взяли себе такого рекрута. А пьяные идиоты, похоже, пьяны были просто до изумления – настолько у меня не вязался полученный образ с образом “женщины-мечты”.
– Мне осталось непонятно только одно, – всё-таки решил прояснить последний непонятный момент в этой истории я. – Почему церковный суд вынес такой странный приговор, как продажа в магическое рабство? Ладно, дело бы происходило на границе республики, но, как я понимаю, тренировочных центров для самой “зелени” у Белой Церкви так близко к Шраму и его тварям быть не должно. И цена за обычную, пусть и сильную девушку просто не может быть настолько большой, чтобы окупить транспортировку к границам Лида.
Держу пари, что цены на живой товар, особенно на людей без навыков и талантов, маги республики специально держат очень-очень низкими. Иначе одна половина населения королевств уже давно притащила бы на продажу другую. Отдельный вопрос – как Маша вообще дожила до суда после того, что сделала? Но ответ на него я, подумав, нашёл и сам. Принявшим под руку в связи с невосполнимой утратой комсостава отряд “не-доверенным” сержантам надо было кровь из носу притащить хоть какого-то козла отпущения. И желательно, побольше свидетелей, что они ну вот совсем-совсем не виноваты в случившемся. Иначе гибель единственного офицера в соединении в небоевой обстановке повесили бы, как это водится в любой армии, на них.
– Меня не судили, – я скорее угадал, чем разобрал тихий шёпот. – Клирик, который забрал меня из кельи в ночь перед дознанием, оказался братом командира отряда. “Не раздвинула ноги добровольно один раз – будешь раздвигать до конца жизни по чужой воле”, – так он мне сказал, прежде чем сжечь Светом горло. Я не могла есть, пить и говорить, пока меня куда-то везли, с трудом дышала. Не смогла сказать, что меня не судили, когда ставили Печать…