— Я помню о договоренности, — вздохнул Лавриков. — Ни на чем не настаиваю. И делаю лишь предложение.
— Какое?
— Двадцать процентов скидки. Солидный кусок. — Федор Павлович выудил из пачки сигарету и закурил. — Но деньги — сейчас.
Георгий закатил глаза и быстро зашевелил своими пухлыми губами. Звука не было, только шевеление. Мужчина подсчитывал что-то в уме. Лавр не торопил его. Выжидал.
— Двадцать пять, — выдал, наконец, новый владелец особняка.
— Грабеж.
— Но мы не обуславливали форсмажора, господин Лавриков! — ринулся на защиту собственных интересов Георгий. Он и сам понимал, что сделка с двадцатью процентами крайне выгодна для него. Но почему бы еще не сбить цену? Ведь не ему же понадобились деньги так срочно. — Я иду вам навстречу исключительно по слабости характера.
— Хорошо. — Выбора у Лаврикова не было.
Просветлевший Георгий тут же решил дожать оппонента новым контрпредложением.
— А если вы отнимете тридцать процентов, — с непонятной радостью провозгласил он, — то получите итоговую сумму сию секунду и — наличными.
Лавр молчал, разглядывая алчно блеснувшие глаза собеседника. На губах Жоры заиграла прежняя жизнерадостная улыбка. Он тоже смотрел на Лавра, хитро прищурившись. Дескать, ваш ход, господин хороший.
— Ну, Жорик… — Новоиспеченный слуга народа покачал головой.
— Наличными, Федор Павлович! — не унимался тот, входя в раж. — В нынешних-то условиях такую сумму запросто через банк не проведешь. Армия финансовых разведчиков только и ждет — с микроскопами и наручниками. А так вы мне портфельчик дадите, я в сусеки сбегаю, портфельчик верну. И все прекрасно, — продолжал тараторить он без передыху. — Можно будет с чистой совестью опрокинуть за полное завершение сделки.
Лавриков несколько раз смачно затянулся сигаретой, выпустил дым в сторону и стряхнул пепел себе под ноги. Георгий вел себя в высшей степени нагло, и, основываясь на здравом смысле, бывший криминальный авторитет никогда не пошел бы с ним на подобную сделку. Но перед глазами невольно всплыл образ Ольги Кирсановой. Такой милой и такой беззащитной. Отказаться сейчас от предложения нынешнего хозяина особняка означало поставить ее жизнь под угрозу. Мог ли допустить Лавр подобный исход дела? Разумеется, нет.
— Опрокидывать не будем, — недовольно поморщился он. — Но… Беги в сусеки.
Это означало полное и безоговорочное согласие. Оно же расценивалось как капитуляция.
— Лечу… — выпалил на одном дыхании Георгий.
Он и в самом деле так стремительно кинулся к входной двери, опасаясь, что Лавр может передумать и расторгнуть только что достигнутое соглашение, что Федору Павловичу пришлось окликнуть ретивого толстячка.