— Не в моих правилах так… — Видно, и самому вору в законе нелегко давалась эта беседа. — Даже против правил… Но с другой стороны, я не требую снова, чтоб ты к Кекшиеву лез. Просто отдай чужим людям чужие бумажки, и мальчонка пусть подпишет что-то… Даже в твоем присутствии, мальчонку отдавать не надо… — Касатик не выдержал и отвел взгляд. Хмуро уставился в противоположное боковое окно. — Будь добр, Федя, уважь. Куча проблем решается одномоментно. И деньги общаковские целы. И Хомут выходит… И тебе уважение и почет с низкими поклонами. — Он замолчал, ожидая реакции собеседника. Но Лавр будто отключился, целиком погрузившись внутрь себя. Это начинало нервировать Касатика. — Не надо молчать, Лавруша, — продолжил он. Разговор на то и разговор, что двое мнениями обмениваются, а не один трындит, как монолог в театре.
— Какие же тут мнения, Касатик? — печально усмехнулся Федор Павлович.
— Верно, — не стал спорить тот, прекрасно понимая, что имеет в виду его собеседник. — Тут двух мнений быть не может. И вариант всего один. Надо сделать что просят. А уж потом мы к этой компании приглядимся. И плотно приглядимся. Еще пожалеют, что ко мне сунулись.
Лавр выудил из кармана сигарету, но прикуривать ее не стал. Просто механически перекатывал ее между пальцами и тупо созерцал пространство прямо перед собой. Взгляд депутата Государственной думы был при этом совершенно пустым и отрешенным. Касатику очень хотелось предугадать ход мыслей бывшего коллеги, но он не мог этого сделать. Лавр прекрасно умел скрывать бушевавшие в нем чувства и эмоции. Всегда старательно прятал их вот под такой маской внешней отрешенности. Ситуация была патовой. Если не сказать больше. Несколько крошек табака из разминаемой пальцами сигареты просыпались на пол салона и туфли Лаврикова. Касатик не заметил этого.
— К тебе ведь от зампреда комитета Государственной думы не постеснялись сунуться! — саркастически заметил Лавриков, отчаянно хватаясь за последнюю спасительную соломинку.
Но этим, как оказалось, тертого калача, каким без сомнения и являлся многоуважаемый господин Касаткин, не прошибешь. Он беззлобно улыбнулся, достал из кармана упаковку жевательной резинки и отправил в рот одну из небольших мятных подушечек. Ритмично заработал челюстями, и Федор Павлович невольно отметил для себя идеальное состояние зубов криминального авторитета.
— Эка невидаль!.. — небрежно взмахнул рукой Касатик. — Как говаривал один наш коллега: «Чем выше я поднимался, тем больше находил грязи».
— Кто же у вас такой наблюдательный? — не смог удержаться от иронии Лавр.