. Бломе получил приказ выделить и вырастить столь загадочный микроорганизм. Он это сделал, между тем результаты были совершенно неутешительными. Этот ниспосланный, казалось, самим Богом вирус был идеален. Абсолютный
Gottvirus. Он написал о нем в журнале наблюдений: «Кажется, будто этот болезнетворный микроорганизм прибыл к нам с другой планеты или, как минимум, из доисторических времен, зародившись на Земле задолго до того, как на ней возник первый современный человек». — Дядя Джо попытался успокоиться. — Натравить
Gottvirus на врагов не позволяли две трудности. Первая заключалась в том, что нацисты нуждались в лекарстве, в прививке, рассчитывая наладить массовое производство сыворотки, способной защитить население Германии. Во-вторых, необходимо было изменить способ инфицирования этим вирусом так, чтобы он передавался воздушно-капельным путем. Он должен был вести себя подобно вирусу гриппа, заражая множество людей в течение нескольких дней. Опасаясь не успеть, Бломе работал торопливо и лихорадочно. К счастью для нас, эту гонку он проиграл. Союзники захватили его лабораторию, прежде чем он успел усовершенствовать вакцину или изменить способ проникновения вируса в организм.
Gottvirus был засекречен как
Kriegsentscheidend, что являлось самым высоким уровнем секретности, который когда-либо присваивали нацисты. В конце войны генерал СС Ганс Каммлер твердо решил: это останется самой важной тайной Рейха. — Дядя Джо весь как будто подобрался, опираясь на свою трость. Старый солдат был близок к окончанию длинного рассказа. — На этом история практически завершается. Из записей Бломе следовало, что они с Каммлером приняли все меры к тому, чтобы обезопасить
Gottvirus, за разработку которого они снова взялись в конце шестидесятых. Остается упомянуть лишь то, что в дневниках Бломе постоянно встречается одна и та же фраза.
Jedem das Seine. Вновь и вновь он писал:
Jedem das Seine… В переводе с немецкого это означает «Каждый получает по заслугам».
Дядя Джо обвел взглядом комнату. В его глазах застыло выражение, которое Джегер если когда-либо и видел, то крайне редко: страх.
— Вы отлично сработали в Лондоне. Насколько я понимаю, там практически ничего не осталось. И никаких следов, способных привести к тому, кто это сделал.
Эту фразу Хэнк Каммлер адресовал человеку, сидевшему на скамье рядом с ним и скорее похожему на чудовище. Бритая голова, остроконечная бородка и устрашающе широкие, несколько ссутуленные плечи Стива Джоунза излучали угрозу.
Они с Каммлером находились в вашингтонском парке Западный Потомак. Вокруг буйно цвели сакуры, но на покрытом шрамами лице гиганта не угадывалось и следа радости. Он был раза в два моложе шестидесятитрехлетнего Каммлера, однако его глаза на холодном как лед лице были глазами мертвеца.