Наизнанку. Лондон (Крамб) - страница 118

Но нет, снова. Это уже не слабое волнение, это прямо полноценная волна. Вторая. Совсем плохо! Срочно звать наблюдателя. Комтур бежал к сараю: именно он у аналитиков гордо именовался «базой», и поэтому не видел, что творилось в каменной чаше. Мощная струя ударила вверх с горизонта событий и рассыпалась на миллиарды капель. Законы физики временно прекратили действовать: капли не спешили падать на землю, они двигались вправо, влево, вверх, вниз, по диагонали, строили в воздухе фигуру.

Перо.

Мгновение, и всё исчезло. Водная гладь Окуляра успокоилась. Наступил новый день.

Будить наблюдателя сразу после восхода — практически утопия. Прошло минут пять постоянных пинков, толчков и непрекращающейся ругани. В конце концов настойчивость комтура оправдалась: аналитик открыл глаза.

— Что случилось?

— Окуляр проснулся!

— Повтори! — Сон мгновенно испарился.

— Окуляр проснулся. По нему рябь пошла.

— Зар-р-р-раза! — прорычал наблюдатель, забавно прыгая на одной ноге и пытаясь попасть второй в штанину. Тщетно. — Где же ты раньше был?

— Тебя будил! — огрызнулся комтур.

Непослушный предмет одежды наконец-то был укрощен.

Окуляр не подавал признаков жизни. Совсем. Абсолютно.

— Что… это… было? — спросил наблюдатель, выделяя каждое слово. — Это у тебя юмор такой?

— Да какой юмор! Пошла рябь, за ней вторая волна. Я побежал за тобой.

— И почему тогда он сейчас спит?

— Мне-то откуда знать? Это вы у нас умники, вам виднее. А если бы ты не дрых, может, и застал бы и рябь, и волны, и что он там ещё делает.

— А надо бегать расторопнее!

— А не надо спать на рабочем месте!

Вот и поговорили.

— Ладно, чего уж там, — примирительно сказал наблюдатель, который не привык долго выяснять отношения. — В Око сообщить всё равно надо. У них там технических возможностей больше, может, и просчитают, что это было. Давай запишем с твоих слов, к утренней передаче как раз успеем.

Аналитик полез в карман. Замешкался. Похлопал себя по бокам.

— Забыл перо. Сейчас вернусь.

Комтур остался наедине с Окуляром.

— Что-то ведь ты хотел сказать, — произнес он тихо. Странно, конечно, разговаривать с каменной чашей, но охраннику очень хотелось высказаться. — А я всё прозевал. Засоню ещё этого вовремя не разбудил. И теперь никак не узнаешь. Вот скажи мне, ты всё-таки разумный?

Водная гладь задрожала. Десяток струй одновременно выстрелили в разные стороны. Ударились о каменные опоры трилитонов. Арки засветились изнутри голубым. Загудело. Нет, звука не было, этот странный гул шел напрямую из камней прямо в сердце комтура. И голос. Грохочущий, оглушающий голос. Каждой клеточкой тела охранник слышал этот голос. Не слышал, чувствовал. Голос придавливал к земле, не позволял ни пошевелиться, ни вздохнуть. Одно-единственное слово.