И он горько вздохнул.
— Хочешь, я буду твоим другом? — предложил кит.
— Очень хочу, — обрадовался единорог. — Выходи ко мне на берег, я покажу тебе кучу всего интересного!
Теперь вздохнул кит.
— Но я не могу, у меня нет ни ног, ни копыт, чтобы бегать по суше. Ныряй ты ко мне! В океане очень красиво, тебе понравится!
— Я не умею плавать! — ответил единорог и чуть снова не расплакался. Это было так нечестно! Он нашел друга, но они никак не могли быть вместе.
Наступил вечер. Солнце почти спряталось за горизонтом, когда вдруг последний, самый яркий лучик вытянулся во всю длину и нарисовал большую светящуюся арку. Один её конец тонул в океанских пучинах, а другой — опирался на песчаный берег. Из арки вылетел большой чёрный ворон.
— За мной! — прокаркал он друзьям.
И единорог, и кит были очень любопытными и сразу же последовали за птицей. Миг! И они исчезли в арочном пролете, а вслед за ними погас и лучик, на берег опустилась ночь.
Но что это? На далеком острове в далеком океане появилась точно такая же арка! Сперва из неё выпорхнул чёрный ворон. Следом показался блестящий рог, затем два любопытных фиалковых глаза, а потом — что же это? — огромное сильное тело кита!
Невиданный зверь нырнул в океан!
— Нар-вал, нар-вал, — прокаркал пернатый вестник и скрылся из виду.
Ещё долго этой ночью звезды наблюдали с неба, как резвится в волнах радостный нарвал. Он уже никогда не будет одиноким, ведь друг теперь всегда с ним.
Изнаночный Лондон спал. Лишь изредка в темноте можно было заметить приглушенные огни в домах засидевшихся полуночников. Парочка огней приютилась позади Вестминстерского аббатства. Изящные стрельчатые окна Закрытого архива Ока, располагавшегося в зданиях старой часовни и капитула, не давали возможности случайному прохожему заглянуть внутрь: не много-то и разглядишь через более чем десятивековые витражи. Но случись этому пресловутому прохожему попасть-таки внутрь, он был бы крайне удивлен, застав там человека за работой в столь поздний час. И ничуть не меньше он удивился бы, приглядевшись к человеку внимательней. Дело в том, что совершенно невозможно было определить возраст ночного подвижника: вот с этого ракурса ему лет тридцать пять, а стоит повернуться — и уже пятьдесят. В светло-серых глазах вековая мудрость, но в короткой бороде ни одного седого волоса. Есть ли они на голове, сказать сложно: человек этот выбрит наголо.
Эреб (так себе имя, конечно, но куда деваться), поправив очки, принялся за чтение очередного древнего манускрипта. Он искал. Пошли вторые сутки беспрерывного чтения, а нужный документ всё никак не попадался. Существенно усложнял поиски тот факт, что необходимая бумага была старше самого декрета «О принципах», а в те времена ни о каком подобии системы никто и слыхом не слыхивал. В общем, Эребу досталась та ещё работёнка.