Я не успела даже кивнуть головой, пока Ник прожигал меня горящим каким-то безумным взглядом, пока скользил кончиком языка от губ по скулам к шее, оставляя засосы на нежной коже.
— Я ведь любил тебя тогда! — зло, с надрывом, сминая в кулаке лиф и дергая его вниз, тут же отодвигая пальцами чашечку кружевного бюстгальтера и впиваясь зубами в затвердевший сосок.
— Ник, — попробовала отодвинуться от него, остановить это безумие, это подобие разговора.
Мужчина оторвался от моей груди и снова посмотрел мне в лицо, вопрошающе и требовательно одновременно.
— Молчишь? — издевательски медленно целуя, нежно и с ласковым шепотом припадая к моему рту, но срываясь на страстный бешеный ритм, в котором, уже не сдерживая себя, выпивал всю меня без остатка, кусая губы до привкуса крови, до соленых слез.
— Ты проиграла, Лика, — хрипло, с болью в голосе и во всем теле. — Я ненавижу тебя! Ненавижу за то, что до сих пор люблю!
Все! У меня окончательно испарились какие-либо мысли. Я услышала то, о чем давно догадывалась, я поверила сразу, как только он произнес это слово.
Любит! Он действительно любит меня на грани ненависти. И пусть!
— Только попробуй не взять свой приз! — шепчу с угрозой, мольбой и дрожью в голосе.
Наплевать, что он не может простить себе это чувство, наплевать! Я хочу его, хочу так, как никого и никогда не хотела. Мне необходимо почувствовать Ника, всего, целиком. Увидеть его обнаженным, беззащитным, полностью в моей власти.
Начинаю стягивать с него футболку, резкими неловкими движениями, путаясь в собственных руках, а Ник смеется, тихо и, кажется, счастливо, а потом смотрит так, будто я его самое ценное на свете сокровище, самое дорогое и, главное, любимое.
— Разденься для меня, — выражение глаз меняется от нежного до жесткого, дьявольски темного, обжигающего. — Сними, мать твою, это платье! — рычит, доводя своими взглядами до дрожи, до трепетного экстаза. — Ну!
Встаю на шатающихся ногах, стягиваю платье, которое опускается на пол шелковой голубой лужицей и шагаю ему навстречу.
— Ник! — со стоном, желанием, мольбой.
— Каково это, Лика? — спрашивает он, отстраняясь, зарываясь обеими руками себе в волосы и яростно закрывая глаза. — Какого чувствовать себя так?
Я не понимала, горела и не понимала, о чем он. Ведь в глазах было столько нежности и любви, мне не показалось, не могло!
А Ник застыл, каждая черточка на его лице застыла жестокой неумолимой маской.
— Протяни руку и сможешь коснуться меня, — шепчет, ядовито, почти с шипением. — Только вот я тебя не хочу! — встает на ноги, морщится от боли, и грубо хватает меня за кисти рук. — Я. Не. Хочу. Тебя!