Я вздрогнул. Потянулся взять конверт, но Иван Г. Иванов мне его не дал, продолжая листать и читать собранные бумаги, опуская некоторые места из них, которые, как я понял, мне не положено было знать. Наконец дошли до роковой ночи. Влюбленная до безумия Игнатова приняла Каишева в своей комнате, причем ночью. Вот как это произошло. Каишев пришел к ней около половины одиннадцатого вечера, когда ее престарелые родители уже спали в соседней комнате. Он вошел без звонка, сняв, прежде чем открыть дверь, ботинки, чтобы пройти тихо, в одних носках, мимо комнаты родителей. Ему удалось проскользнуть незаметно и войти в комнату возлюбленной. Пробыл он там больше двух часов. Света не зажигали. После этого Каишев снова вышел из комнаты в одних носках, обув ботинки уже только на улице. Старший милиционер, который встретил его вблизи дома, увидел, что шнурки на ботинках у него не завязаны, и сделал ему замечание. Каишев их завязал.
Я внимательно слушал письменные факты, но там не было конкретного доказательства, что оба они дошли до крайности. Поэтому я возразил и указал на эту неполноту. Иван Г. Иванов вскипел. Закрыл папку, потом открыл ее снова:
— А это что, по-твоему? — Он начал читать мне последний протокол следствия, ожесточенно слюнявя пальцы. — И этому ты не веришь?.. И этому?
Действительно, по сравнению с первыми эти факты были вопиющими. Четырнадцатого апреля этого года, то есть год спустя, Каишев сказал своей жене, что уезжает в командировку в Пловдив на два дня, а сам, однако, моментально вернулся с вокзала, не уехав вечерним поездом, как сказал жене, и направился прямо на квартиру Игнатовой незаметно от ее родителей, как это делал и раньше, с целью пробыть там всю ночь. Взбесившись, однако, от ревности, жена Каишева, увидевшая, что ее супруг не уехал в Пловдив, а возвратился обратно (она была тайком на вокзале!), немедленно направилась в милицию с жалобой. Там ей оказали содействие. Рано утром милиция организовала внезапную проверку дома и, конечно, обнаружила Каишева в комнате Игнатовой. Был он в пижаме, неглиже. А она — в ночной сорочке и смущенная… Таким образом, дело получило гласность и стало достоянием общественности квартала…
Иван Г. Иванов закрыл папку и долго молчал. Потом встал и сказал:
— А сам факт, что он подал заявление о разводе, не является для тебя достаточным?
— Да, ты прав.
Я встал и медленно направился к выходу, потрясенный: ночная сорочка Игнатовой, ее косы, комната с кроватью… Домой я шел без сил, словно выпил больше нормы.
Когда я пришел к себе, жена моя приподнялась на постели и полусонным голосом спросила, почему я так поздно. Я что-то ответил ей, но, как видно, не удовлетворил ее своим ответом, потому что она потянулась за веником и, не говоря ни слова и не вставая, запустила его прямо мне в лицо. Потом сказала, чтобы я шел спать на кухню, а не лез бы к ней на кровать, как это делал обыкновенно всю мою семейную жизнь и как намеревался сделать сейчас.