и неологизмов послереволюционного времени Совдепия, Большевизия;
3) включение механизмов языковой игры, дискредитирующей чуждое идеологическое и политическое обозначение:
…порой казалось, будто комиссар, сам на замечая, читал какую-нибудь белобандитскую газету, в которой описывалось положение крестьян и рабочих на заводах и в деревнях СССР-ии, а не очередную агитационную статью… (Голос России. 1933. янв. – февр. – март. № 17–18–19)
…начиная от Северного Кавказа, через Волгу и Урал на Западную Сибирь и далее вплоть до берегов Тихого океана по СССР-ии прокатилась грозная волна землеробных восстаний… (Голос России. 1933. янв. – февр. – март. № 17–18–19)
…неизбежные нарастания настроений народных масс в СССР-ии, создающие внутреннее накапливание горючего материала (Голос России. 1931. 1 окт. № 3).
Там, в СССР-ии, в пятнадцатилетней изуверской пытке четвертования души и тела, русский народ безусловно приносит искупительную жертву за тяжкий грех временного ослабления в Христовой вере и братской любви, и, перерождаясь, постепенно пробуждается к возрождению национального единства» (Голос России. 1933. янв. – февр. – март. № 17–18–19).
Активизация образований на – ия для обозначения политико-географических реалий не является чисто эмигрантским изобретением, эта модель была вообще в ходу в языке 1920-х гг.: Скоропадия (по имени гетмана Скоропадского), Совдепия и даже Эрэсэфэсерия ([Mazon 1920: 32]. Очевидно, словообразовательная модельность спровоцировала также возникновение в речи стилистически (отрицательно) окрашенного окказионализма Большивизация/большевизия, выступавшего и как нарицательное, и как собственное существительное:
Этот, когда-то очень талантливый, писатель [А.Толстой] еще в 1922 году сменил эмигрантское существование на советское житье-бытье. В большевизии [sic] сразу же занял он весьма сытное местечко подле власть имущих… (Возрождение. 1939. 14 июля. № 4192).
В Большевизии нельзя звонить в колокола (Дни. 1925. 10 февр. № 1).
Таким образом, наименование СССР в эмигрантском публичном обиходе подвергалось многочисленным трансформациям; эта языковая свобода, вольность в обращении с аббревиатурой была вызвана лингвокультурным шоком от переименования и неприятием как нового строя, так и имени.
Фрейм языковых манипуляций органически связан с первым и вытекает из него. Повышенное внимание к непривычному фонетическому облику аббревиатуры СССР, выбранной в качестве имени для государства, вызывала негативные аллюзии лингвокультурного характера, порождая ассоциативный ряд, начинающийся с фоники слова (три звука «с») и заканчивающийся социальным «диагнозом»: