– Дайте, степенные люди, путнице вашей прохладной водицы напиться, а то умаялась вся дорогу пятками гладить.
Вышли к ней в тот день из чистенькой да ладной избенки уже немолодые муж с женой – лица черные от горя.
– Исполать тебе, путница! – поклонились они. – Нако вот попей из крыночки парного молочка коровьего.
Ведьма насторожилась, пропуская окрестные запахи через широкие крылья носа, все разом охватила и поняла. Она приняла крынку, отпила молоко и спросила хозяев:
– Где он? Вижу, лихоманка в ваш дом пробралась. Все-то у вас рядком да ладком, а вот горе горькое склизкой гадиной за грудь ухватилось и режет. А ну, показывайте хворого, а то пора мне.
Муж с женой переглянулись и повели страшную гостью к себе в горницу. Там на лавке, на шкурах лежал под плотным лоскутным одеялом малец семи лет. Черные круги вокруг глаз сверкали тьмой, предвещая скорую смерть.
– В прошлую зиму доченька наша померла, – с горечью в голосе пояснила хозяйка. – А нынче внучек захворал шибко. На заморозки в реку упал и, мокрый, на ветру застудился насквозь. Это наш Соколик…
Ягуша задохнулась, резко повернулась к этим несчастным людям, разыскивая подвох в их лицах. Ее потусторонний взгляд блуждал по их прикрытым векам и не находил издевки. Да и откуда знать этим простым селянам, что и у нее когда-то был сынок по имени Сокол.
Люди увидели ее жуткий взор и отшатнулись, пытаясь заслонить полумертвого мальчика от ужасающей ведьмы – в том, что перед ними лесная ведунья, они не сомневались.
Ягуша все поняла и неожиданно успокоилась. Она молча отстранила в сторону мужчину и женщину. Ведьма сердито цыкнула на них и плюхнулась на колени, склонившись над тяжело дышащим ребенком.
Она приоткрыла затхлое одеяло и сразу все увидела и рассмотрела все мельчайшие подробности! Так и есть! Застудился паренек. Грудь Сокола трудно вздымалась, а затем с еще большим трудом выталкивала из себя тугой воздух, она пылала в магическом зрении ведьмы. Дуть нельзя – раздуешь полымя до самого конца, поэтому она мысленно взметнула руки вверх, а затем погрузив их в трепещущую грудь мальчика, выхватила из легких что-то мерзкое и сразу замотала в подвернувшуюся тряпицу, а сама при этом шептала и шептала заговор «Хворь стынь»:
– Лихоманка не жги живот! Стынь жар, отвергнись смрад. Хворь изыдь!
Ребенок дернулся и замер с закрытыми глазами.
– Он умер! – запричитала пожилая женщина. – Он умер!
Дед мальчика выпрямил спину, как кол в заборе, и замер, зажмурившись – он боялся заплакать от горя рядом с этой темной колдовской девкой.
Ведьма криво усмехнулась и с неожиданной нежностью погладила головку спящего мальца.