Преданный леший Аука по-прежнему иногда приносил куропаточку, огненно-рыжий лис – рыбку, а болотные мавки – лукошко морошки с клюквой.
Другое плохо – умереть бы надо, да не получалось. А умом-то уже ослабела, вот-вот совсем себя забудет, и потянутся тогда вечные годины мутного безумия – нет страшнее такой участи.
«Сыночек, мой! Соколушка! – всхлипнула в темноте древняя колдунья. – Помер давно. Девок одних нарожал, и они уже умерли. А те своих девок нарожали».
Баба Яга загремела желтой костью правой ноги – кожа слезла давно, и стерлось мясо. Ходила по избушке монстром, постукивая костяной ногой и жить не хотела. Она мечтала о смерти, но смерть Ягу не замечала.
«Отправилась бы давно на тот свет. Сейчас и косточек от меня не осталось бы, и могилка моя уже травушкой заросла бы. А то вот и правнучки мои старыми стали».
От такой мысли Яга даже выпрямилась.
«Добрая Смертушка не хочет за мной приходить, так я сама к ней приду! Нынче же».
Схватила клюку, захихикала, накинула перевязь с плетеной корзиной, закряхтела.
«Пойду, прогуляюсь, – шепнула Баба Яга. – Грибочков пособираю. Надобно супчик наваристый себе сварганить».
Ведьма даже зажмурилась от предстоящих радостных впечатлений.
– Я заставлю ее прийти ко мне…
Яга поковыляла к двери, пошатнулась на костяной ноге, но удержалась. Тихонько подалась в сторону гнилых топей, но бледненьких грибочков на тонкой кривой ножке и ярких мухоморов удалось сыскать и насобирать раньше.
Варево из поганых грибов и нескольких сушеных травок получилось густое и ароматное. Яга не стала торопиться, дала ядовитому супчику остыть, отстояться, а затем принюхалась и с видимым удовольствием выпила почти все. Она сидела и прислушивалась к внутренним ощущениям.
Долго ничего не происходило, уже и ласковое осеннее солнышко закатилось за острый оскал почерневших в сумерках елей. А затем начался бред. Два дня ведьма страдала и маялась от отравления, а потом ослабла совсем, да так, что и руки было не поднять. Уже не помня себя от кромешной боли, Баба Яга завалилась на заросший мхом пол и там какое-то время скребла дубовый тес когтями, а на третий день она умерла – в мучениях и терзаниях.
Остановилось сердце, замерли легкие, тело остыло, задеревенело – отравилась Баба Яга до смерти, померла, жаль вот только, что снова не насовсем.
Застыла душа колдуньи, замерла ведьмина избушка, закостенел во дворе леший Аука и слуги-зверушки разбежались кто куда.
Из надвинувшихся свинцовых туч к ночи пошел неожиданный снег, и даже закружила метель, а потом все успокоилось, заледенело, и полетели сорок пять годин ожидания.