Завтракают.
Если чечевица сварена жидко — это первое. Если та же чечевица сварена густо — это второе. Иногда варят треску — она считается за первое и второе.
Сегодня на завтрак одно второе.
Разговоров почти не слышно. Едят очень старательно. Кто знает, может, у Аннушки на дне котла после раздачи немного останется и тогда удастся выпросить добавку?
В бараке ужасная вонь: пахнет сотней мужиков, спавших всю ночь впритирку на сплошных двухъярусных нарах, валенками, которые гроздьями развешиваются на просушку возле чугунной буржуйки, плохо высушенной овчиной и еще чем-то непонятным. Но на это никто не обращает внимания, все давно привыкли.
В барак входит Светлана Федоровна, недавно избранный председатель рабочкома, она же статистик лесопункта и жена начальника железнодорожной станции.
— Товарищи, внимание. Завтра, в субботу, после ужина, в вашем бараке будут танцы. Музыкальное сопровождение — счетовод Четчиев, игра на балалайке.
Кто-то подавился густой чечевицей и раскашлялся на весь барак. Многие, не донеся ложку до рта, замерли в немой позе:
— Что-о? Танцы?
Через минуту в бараке поднялся невообразимый галдеж.
Молодые парни кричали, что кадриль в бараке — это мирово! Другие доказывали, что Светлана Федоровна сама не соображает, что говорит. Пожилые мужики просто махнули рукой и засобирались в лес.
В тот день вечером в бараке разговаривали только о завтрашних танцах.
— Ты понимаешь, дурья твоя голова, — наседал на молодого карела чернобородый мужик Филипп, приехавший по вербовке из-под Каргополя, — ты понимаешь, что танцуют в деревне или в городе, да и то по праздникам, или на свадьбе, или на именинах! А здесь — какие тебе именины, а? Иль свадьбу справлять захотелось? Так иди вот на делянку, выбери сосну поядренее и женихайся с ней, вали ее в мягкую постель в два аршина толщиной. Только зевало широко не открывай, а то она тебя так обнимет, что туловище твое в деревню увезут, а голова на делянке останется. Не-ет, вы посмотрите, что придумали! Танцы! Я что же — из другой губернии танцевать сюда, к Полярному кругу, приехал?
— Конторские это все, конторские, — вздохнул пожилой мужик, точивший напильником двуручную пилу. — В конторе они все распарившись сидят, косточки на счетах из стороны в сторону гоняют, вот и приходят им в голову разные мысли...
Однако танцы на следующий день состоялись.
Сразу же после ужина стол и скамейки из барака вынесли на улицу, две семилинейные лампы подвесили к потолку. Публика заняла свои места на нарах, лежа на животе, головой к танцующим. Тень на предстоящее веселье бросали два обстоятельства. Первое: недостаток дам (на лесопункте было всего две женщины — Аннушка-повариха и виновница всей затеи Светлана Федоровна). Второе: карельская кадриль состоит из шести фигур, а музыкант умел играть только две вещи: «Ах вы сени, мои сени» и «Светит месяц, светит ясный». Но все отлично понимали, что это — не главное.