Новоявленный командир добрался до меня в несколько широких шагов.
— Обухов? — уточнил он, одновременно пытаясь дыханием отогреть линзы.
Поспешно вскочив, я с бравой тупостью брякнул в ответ:
— Так точно!
— Сиди уж, — небрежно отмахнулся пришедший.
Он, не чинясь, опустился на лавку напротив, *** и я разглядел на петлицах шифровки «КГПУ». «Опять проклятая гебня!» — промелькнула короткая мысль.
Пауза затянулась. Нацепив на нос многострадальные очки, гражданин начальник близоруко и с какой-то странной радостью разглядывал приготовленное мной блюдо. Пальцы его широких, рабочих рук отбивали на доске стола рваный ритм, медленно, но верно приближаясь к моей пище, казалось, еще мгновение, и он схватит тарелку, да убежит с ней прочь. Когда ногти с траурной каймой под ногтями приблизились на несколько сантиметров, я не выдержал:
— Простые водоросли, вот, смотрите, — я достал из кармана несколько оставшихся мороженых листиков. — Обычная ламинария, ее тут в море мегатонны.
— Однако как вовремя я зашел, — наконец-то выбрался из глубины своих мыслей странный чекист.
Его рука метнулась в карман, и на стол легла синяя с красной каймой коробка «Нашей марки».**** Я, было, приготовился выклянчить папироску, но вместо этого услышал:
— Махнемся?
— Ого-го! — не смог удержаться сидящий рядом Авдеич.
— Конечно, — согласился я быстрее, чем понял идею собеседника. — Но на что?
— Да вот же, — гражданин начальник ткнул рукой в мою густо удобренную зеленью пшенку.
— С удовольствием! — я едва не откинул от себя тарелку.
Еще бы! Пачка — это двадцать пять штук папирос. Каждая — минимум осьмушка фунта хлеба, а то и четверть. Полновесный паек за два-три дня.
Ох, неужели хоть кому-то во всем СССР не лень читать сигналы с мест, в число которых наверняка попала стопочка доносов о зэке, жрущем траву «от цинги»?! Неужели правда, что в мире нет такого преступления, на которое не пойдет чекист ради карьеры? В смысле, не в этой ли обутой в шлем темно-синего сукна голове крутнулась мысль, как половчее, да втайне от дружков, зацепиться за промфинплан борьбы с болезнями?
Между тем «покупатель» не просто потыкал в щедро сдобренную водорослями кашу пальцем, а вооружился ложкой и принялся осторожно и старательно «принимать пищу». С первым понятно, привычка носить сей полезный инструмент всегда и везде с собой повальна, не только надзиратели, после трех дней в лагере так делают даже каторжане «из графьев». Но жрать арестантскую кашу рядом с зэками?! Он что, совсем тронулся? Вообразил себя мальчиком в крестьянской избе, где все по очереди черпают варево из одного котелка?***** Я украдкой огляделся, и… Не увидел особого удивления на лицах соседей; кажется, пачка папирос ранила их души куда серьезнее.