Раскинув руки, Александр нежился в кровати, по обе стороны мирно спали воины. Одна уткнулась лицом в его ладонь, другая подгребла ногу. Шевелиться совершенно не хотелось, так сладко было лежать, ощущая, как сонная дымка постепенно оставляла тело. Но пришлось.
Настенные часы показывали шесть тридцать. Вызволив конечности, Вольный сполз с ложа. Потянулся, что было силы, и, отправился умываться.
Стоя под упругими струями, он все никак не мог отделаться от ощущения неправильности. Александр плохо помнил ночные события, осталось только чувство наполненности. Тело вибрировало, налитое энергией, доказывая, что все прошло великолепно. Подсознание же сигнализировало еще о чем-то важном. Вот только о чем, он не понимал. В памяти всплыло первое прикосновение, растопившее неуверенность, поцелуи и объятья. Затем все закружилось в безумной чувственной карусели, и он уже не воспринимал, кого ласкал, а кто услаждал его. Заключительный аккорд, после которого уснул, не долетая до подушки.
После душа Вольный принялся тормошить спящих женщин. Рада прижала к себе подушку и умильно сопела, выпятив губы. Дарья забросила длинную ногу на скомканное одеяло и звонко почмокивала во сне.
Пощекотав за пятки обеих, он добилась лишь того, что одна зарылась с головой в одеяло, вторая, лягнув копытом, отвернулась в другую сторону. Кое-как успев убрать лицо с траектории полета невестиной пятки, Александр решил подойти с другой стороны. Откинув одеяло, добрался до лица Рады и начал ласково гладить по щеке. С воплем: «Мама, мне сегодня ко второй паре!», она вновь зарылась в одеяло.
Проделав аналогичное с Дарьей, достиг следующего: прихватив руку, та отпихнула подушку и подложила ладонь себе под щеку. Высвободив взятую в плен руку, Александр схватил телефон. Найдя самую громкую и мерзкую мелодию, завел будильник. Прождал целую минуту до выставленного времени и сам подпрыгнул, услышав ужасные звуки.
Однако усилия были вознаграждены. Партнерши соскочили с кровати и с дикими лицами понеслись в сторону туалета. По дороге столкнулись и с красочными выражениями повалились на пол. Прикрыв лицо ладонью, он старательно сдерживал смех, но не особо хорошо. Хохот юркой птичкой рвался наружу.
— Повеселился? — потирая ушибленный бок, поинтересовалась Дарья.
С трудом успокоившись, он покаянно опустил глаза.
— Извините, не хотел.