На самом выходе из поселка им встретился крохотный базарчик, всего несколько длинных, дощатых прилавков, вкопанных в туго утоптанную, замусоренную землю. Павел протестовал, но она все-таки затащила его туда. Торговали лишь фруктами и овощами, и Марина Николаевна долго и с удовольствием разглядывала пирамидки из яблок и груш, яркую на солнце морковь, полосатые арбузы и желтые дыни. А еще интереснее было смотреть на людей. В городской толпе люди часто казались Марине Николаевне безликими, а здесь, глядя на продавцов, она удивлялась тому, какие они особенные, не похожие друг на друга. Больше всего было пожилых и стариков, и их морщинистые, освещенные ярким, въедливым солнцем лица представлялись Марине Николаевне такими интересными, значительными — глаз не оторвать. «Рембрандтовское что-то», — подумала Марина Николаевна и тут же устыдилась своей мысли, так не подходила она к той простоте и естественности, что были вокруг.
— Купим арбуз? — шепнула она Павлу.
— Изволь, — улыбнулся он.
Так они и вышли на проселок — Павел с чемоданом и спортивной сумкой в руках, а она с огромным, прижатым к груди арбузом.
Место, где они решили остановиться и ждать попутной машины, было прекрасным — несколько молодых, кудрявых дубков в стороне от дороги, кусты орешника и бузины. Марине Николаевне почудилось даже, что она долго, всю жизнь, шла сюда и наконец-то добралась.
Было хорошо лежать на спине, смотреть в небо и чувствовать под собой мягкую, прохладную в тени траву. Мелкие облака плыли по ветру и при долгом, неотрывном взгляде на них начинали приближаться, спускаться вниз, и Марине Николаевне казалось, что еще немного, и они коснутся, скользя, лица ее и глаз. Она переставала понемногу воспринимать течение времени и уже затруднилась бы ответить — сколько его прошло? Десять минут, час? Вдалеке загудела машина, Павел исчез, а она даже позу не изменила.
— Нет, — сказал он, вернувшись. — Не туда.
— Вот и прекрасно, — пробормотала Марина Николаевна. — И не надо. Я тут остаться хочу. Я тут живу теперь.
— Вообще, можно было бы палатку взять и пожить где-нибудь на реке вдвоем. Жаль, в голову не пришло.
— Не важно, — сказала Марина Николаевна. — Все равно. Иди ко мне…
Она сама обняла и поцеловала Павла с такой внутренней свободой и естественностью, которой никогда не испытывала, бывая с ним в его квартире. Ей казалось, что эти молодые дубки, эта бузина, эта высокая, густо-зеленая трава есть самое укромное и спокойное место на свете.
— Нет, — сказал Павел, отстраняясь. — Дорога же рядом.
— Ну и что, — не отпускала она его. — Мы здесь живем…