В последующие дни Ляпин несколько раз испытывал состояние, пережитое им недавно: и стыд, и страх разоблачения, и чувство внутренней раскрытости, когда мерещилось, что каждый, кто захотел бы этого, смог прочитать самое тайное в его душе, как в книге. Все было похоже, но смазаннее, приглушеннее, слабее, без прежнего мучительного, режущего накала. «Привыкаю, наверное, — усмехаясь, думал в такие минуты Ляпин. — Нечто вроде иммунитета на взятки формируется. Еще немного — и будет как с гуся вода».
Деньги, полученные от Сочнева, Ляпин отдал жене вместе с зарплатой.
— Откуда так много? — удивилась она.
— За консультации в двух больницах сразу получил, за лекции…
— Молодец! — воскликнула Лариса. — Добытчик ты мой! Вот и славно, это ведь расход с дубленкой отчасти покрывает. Смотри, как в последнее время прекрасно все получается — и касса эта черная, и консультации. Хорошо бы и дальше так… — Она помолчала, задумавшись на мгновенье, улыбка все еще оставалась на ее губах, но глаза сделались серьезными.
Ляпин внутренне напрягся, не спуская с нее взгляда. Ему показалось, что тень догадки, понимания возникла вдруг в лице жены. Некая искра мелькнула в ее глазах, проскочила в глаза Ляпина и обратно. Жена тут же, словно испугавшись, встрепенулась, встала, подошла к кухонному столу, звякнула там чем-то.
— Так что давай, милый, не ленись, — вновь заговорила она, и голос ее был теперь подчеркнуто ровен и спокоен. — Побольше этих самых лекций и консультаций проводи. А то все одна зарплата и зарплата — не продохнуть…
Скоро Ляпин поймал себя на том, что оценивает пациентов с новой для него точки зрения. Он и раньше отбирал наиболее подходящих, интересных, вел их, оперировал, и это представлялось ему важным преимуществом в положении заведующего. Теперь же это обстоятельство поблекло, отодвинулось на задний план. Теперь перспектива «благодарности» со стороны больного все больше занимала его. Впрочем, конкретных, ясных размышлений на этот счет у него почти не было, оценка и выбор происходили незаметно, где-то в тайной глубине сознания. «Наверх» выдавался лишь конечный результат — что вот этого, например, больного можно взять себе и прооперировать, а вот этого лучше передать кому-нибудь из ординаторов. Благодаря такому выбору он теперь все чаще получал то деньги, то подарки.
Душевная смута его почти улеглась постепенно, чувство вины и тревоги возникало все реже. Он словно бы некий договор заключил сам с собой: не обращать внимания на то, что он сам же делает. Получалось при этом странное раздвоение, в нем как бы поселился новый, малознакомый человек, который доставал из конвертов деньги, совал их в бумажник и укладывал в портфель подарки. А он сам, настоящий, всегдашний он, позволял делать это, отворачивался и закрывал глаза. Облегчало дело и количество взяток: если можно взять два раза, то почему же не сделать это еще и еще? Давно ведь сказано: «Семь бед, один ответ».