В больнице, в отделении все осталось точно таким же, что и раньше, вплоть до пустяков, до мелочей, и Ляпин был даже разочарован этим, словно надеялся обнаружить здесь что-то новое. Первые дни после отпуска всегда бывали нелегкими для него, а в этот раз особенно. Никак он не мог втянуться в дело, какое-то вязкое, унылое равнодушие мешало ему. Все, что он видел, все, что он делал, казалось надоевшим, однообразным, безрадостным. Ни душа, ни руки ни к чему не лежали, и приходилось усилием заставлять себя двигаться, говорить, делать операции и обходы — выполнять обязанности. Работа вдруг обернулась к нему обратной, теневой стороной, изнанкой, и все в ней теперь было так нехорошо, так скучно и грубо. И обследование пациентов, и беседы с ними, и записи в историях болезней томили его своей похожестью, и он с отвращением думал, что все это будет повторяться вновь и вновь — и завтра, и послезавтра, и через десять лет.
Вскоре после выхода на работу Ляпин заметил, что, разговаривая с тем или иным сотрудником, он невольно начинает прикидывать — принял бы тот взятку, если б представился благоприятный случай? По отношению к одним он отвечал — да, пожалуй. Другие вызывали у него сомнение, и он так и не мог ответить однозначно. О третьих же думал — конечно, нет. С первыми он становился особенно фамильярен и грубоват, ко вторым чувствовал выжидательную настороженность, а к третьим — злость. Ему мерещилось, что эти «чистюли» одним своим существованием обвиняют, отрицают его. К ним он был суров, придирчив и тайно радовался, находя недостатки в их работе. Ему постоянно хотелось давить на этих людей, третировать их, выводить из равновесия. Он словно бы надеялся заставить их как-то по-новому раскрыться перед ним, обнаружить нечто тайное, неприглядное и доказать и им и самому себе, что не такие уж они «чистенькие».
Изменилось отношение Ляпина и к больным. В том, как он теперь осматривал их, как разговаривал с ними, появилось что-то формальное, однообразно-стандартное. Они проходили перед ним бесконечной чередой, и нужно было лишь выбрать подходящих, нужных, «перспективных», не обращая внимания на медицинские оттенки дела. Он чувствовал, что работа его упростилась и в то же время стала тяжелей. Просыпаясь по утрам, он все с большим отвращением представлял лежащий впереди рабочий день и все с большим усилием заставлял себя приступить к нему. Плохо было и с женой. Сложно, противоречиво, запутанно. Ляпин догадывался, что глубинное, истинное отношение жены к нему изменилось отнюдь не в его пользу. Раньше, как бы капризна, раздражительна, зла она ни бывала, он был уверен, что она все-таки его уважает. Теперь же эта уверенность была потеряна, и он болезненно ощущал тайную, замаскированную зыбкость своей семейной жизни.