Лариса позвонила около девяти. Голос у нее был веселый, торопливый и громкий.
— Слушай! — кричала она. — Слушай, я на новоселье неожиданно попала, обойдетесь там без меня?
— Что за новоселье? — буркнул Ляпин и уловил в трубке людской гам и музыку.
— Да у сотрудницы нашей одной.
Ляпин помолчал, подавляя вспышку раздражения. В телефонном разговоре показывать это не имело смысла.
— Ну и как? — спросил он. — Не скучаете?
— Что ты, прекрасная компания! Если задержусь, не беспокойся.
— Когда же тебя ждать?
— А ты не жди, ложись. К двенадцати, надеюсь, буду.
— Ну, ну… — пробормотал Ляпин и бросил трубку.
За те четыре почти часа, которые прошли до возвращения жены, Ляпни измучился. Ему никак не удавалось хоть чем-нибудь отвлечь себя от одних и тех же, все набиравших силу и накал ревнивых мыслей. Он и телевизор пробовал смотреть, и читать, и чинить электробритву — ничего не помогало. Воображение снова и снова, словно идя все по тому же, однажды обозначенному следу, рисовало ему картины застолья, в котором участвовала сейчас его жена, пьяного веселья, разгула… Они становились все ярче, все больней и нелепей, и Ляпину приходилось встряхивать головой и осматриваться, чтобы хоть ненадолго оторваться от них. Сначала то, что происходило в воображаемых им сценах, являлось ему как предположение, догадка, потом, при повторениях, постепенно приобретало характер достоверности, уверенности в том, что так оно и есть на самом деле. Ляпину чудилось, что все это он не воображает, а просто-напросто видит — через километры расстояния, через стены домов, видит неким внутренним, проницающим преграды взором…
В этих переживаниях был один странный, новый для Ляпина привкус. Ему порой казалось, что жена словно бы некое право на измену имеет. Взятки, и чувство вины за них, и ожидание расплаты неким непонятным образом сливались с его ревнивыми мыслями. Что ж, если сам он человек с запятнанной совестью, то он не может требовать и от других честного отношения к себе. Когда Ляпин думал так, оскорбленная гордость сникала в нем, и он уже почти готов был смириться со всем, что бы на этом новоселье ни делала его жена…
Лариса появилась лишь во втором часу ночи. Услышав щелчок замка, Ляпин вышел в прихожую и молча смотрел, как она раздевается. Щеки ее разрумянились на морозе, глаза были блестящи и хмельны. Снимая сапоги, она пошатнулась и засмеялась тихонько. Ни малейшего замешательства или смущения не было видно в ней. Ляпин продолжал молчать, и она наконец спросила удивленно:
— А ты чего не спишь? Я ж предупредила, что запоздаю.