Работая, Марина Николаевна искоса поглядывала на детей. Дарья торопилась, словно в соревновании участвовала или должна была уложиться в некий, жестко определенный, короткий срок. Вадим действовал методично и медленно и, казалось, готов был работать без отдыха за часом час.
Представляя себе их будущее, Марина Николаевна всегда тревожилась за Дарью и была до странности спокойна за Вадима. Избыток жизненных сил, прямо-таки кипевших в дочери, пугал ее. Ушибаться будет и больно ранить себя и других. Четырнадцать лет, самое сложное не за горами — окончание школы, выбор профессии. А там, глядишь, и любовь. Красивая вырастает девка, нечего сказать. А вот Вадим вполне книжный мальчик, математикой увлекается, физикой, в олимпиадах постоянно побеждает. В этом условном мире графиков и формул он, пожалуй, и жизнь проживет. Высунется иногда, посмотрит по сторонам — и обратно. Попробуй доберись там до него.
— Сколько мы должны сделать? — спросил Вадим.
— Вот все грядки прополем, тогда и купаться пойдем.
— Ой-ой! — пискнула Дарья жалобно. — Это ж долго как! А ты, Вадька, чего так копаешься? Я в два раза быстрей тебя пропалываю!
— Ты корни в земле оставляешь, — спокойно сказал Вадим. — Потому и быстро. Надо осторожно тянуть и браться у самой земли, тогда с корнем вытягивается.
— А, иди ты! С корнем, без корня! Лишь бы чисто было.
— Так они опять вырастут.
— Ну и что? И опять прополем. Правда, мам?
— Вадим прав вообще-то.
— Ну и пусть, я все равно по-своему буду…
— Можете отдохнуть пока, я скоро вернусь. — Марина Николаевна разогнулась, потерла сладко ноющую поясницу и зашагала к дому.
Внутри дачи приятно пахло деревом. Дмитрий сидел на корточках у стены и приколачивал к ней очередную рейку. На звук хлопнувшей двери оглянулся. Его улыбка была такой радостной, что Марина Николаевна даже смутилась и почувствовала себя смутно виноватой в чем-то. Она считала, что любит мужа, но чтобы так вот радоваться при виде его — нет, этого в ней не было. Прошло давным-давно.
— Как находишь? — Дмитрий повел рукой, указывая на стены.
— Недурно.
— Потом морилкой протру как следует, смуглое станет все, заглядишься.
— Хорошо, хорошо, — проговорила Марина Николаевна, кивая.
— А может, покрасить?
— Можно.
— Ну, что ты! — возмутился Дмитрий. — Куда ж это годится — такую красоту краской замазывать?
— А зачем же спросил? — удивилась Марина Николаевна.
— Хотел степень твоего равнодушия к этому выяснить. Теперь вижу, что равнодушие глубокое. Хоть так тебе, хоть эдак.
— Ну, почему же…
Вообще, он прав, конечно, подумала Марина Николаевна. Не очень ее все это трогает. Лишь бы от непогоды было где укрыться или переночевать при случае. Она старалась скрывать такое свое отношение к даче, чтобы не обижать мужа. Он-то вон как азартно здесь работает.