Их час пришел. Оказавшись в благоприятном климате перестройки, советская многонациональная буржуазия изверглась и конвульсирует в затянувшейся на несколько лет революции. Эта революция закономерно приняла на окраинах огромной страны и в центре ее различные формы. Центральвая (назвать ее русской было бы ошибочно) буржуазия тяготеет к модели революции либерально-демократической. (Причины для этого: и национальная сборность ее, и большее в сравнении с окраинными буржуазиями развитие. То есть она тяготеет к более «прогрессивной» модели общества.) Окраинные буржуазии, темпераментные, нетерпеливые и нетерпимые, некоторое время покричав о демократии, скатились к национальным революциям. В Москве еще грузно и тяжело отмирала коммунистическая система, а буржуазии Прибалтики и Кавказа уже мчались, буйные, от эскалации к эскалации по пути национальных революций. Едва попробовав идеологию «демократии», они тотчас отказались от нее, сохранив ее лишь в пропагандистском словаре как модное камуфляжное слово. Дело в том, что буржуазии республик практически поняли, что демократия возможна только в сытых странах, что экономика только там может заменить политику, где она могущественная экономика и может, накормив народ досыта, погрузить его «в жаркий сон после обеда» (В. Шекспир). Дабы благодарные за послеобеденные сны массы выбрали в первый раз и выбирали бы впоследствии вечно «кормильцев», давателей сытых благ — буржуазию в свои лидеры, — Тер-Петросянов, Гамсахурдиа, Ландсбергисов и сотни и тысячи других на меньшие посты. У «советских» национальных буржуазии не оказалось ни умения, ни возможностей создать такие экономики, то есть накормить до отвала массы. А им, дабы вырвать власть из рук ослабевшего класса партократов, нужна была мгновенно действующая идеология. Единственная мгновенная идеология (как «инстант-кофе») — это национализм. Ее строить не нужно, ее достаточно «включить», возбудить в массах. Сломя голову взявшись «освобождать» и присоединять Нагорный Карабах, армянская радикальная буржуазия поступила не так уж эмоционально, как принято считать, но традиционно расчетливо: создала внешнего врага и мобилизовала армянскую нацию на общее дело. В результате этой нехитрой манипуляции власть была вручена возбудившимся (при виде трупов «наших» погибших от «их» пуль) народом буржуазии, выгодно патриотичной на фоне традиционно интернациональных ком-партократов. Реакция на трупы принадлежит к области психопатологии. Политики тут ноль целых ноль десятых. Прибалтийские буржуазии (прибалты, как известно, кичатся своей «западностью» и выдают ее за синоним «прогрессивности», «цивилизованности» и даже «интеллектуальности») также, по сути дела, отказались от демократической идеологии и мобилизовали нации тем же легким путем, вызвав в них ненависть к «поработителям»-русским. Ведь строить демократию (пусть и несправедливую, но сытую) — это гигантский труд. Возбудить в своей нации ненависть к чужим — невеликий труд. Одной любовью к траченным молью национальным костюмам и захиревшему языку (не по вине русских, но в результате общемирового процесса универсализации культуры) не вызвать общенационального сплочения. Нужны более сильные эмоции. А их вызывают трупы. Нужны трупы. Закономерно, что все «республики» неуклонно следуют шаблону ультранационального мышления, сформулированного отрицательно гениальным Адольфом Гитлером в книге «Моя борьба»: «Широкие народные массы состоят: не из профессоров и не из дипломатов. Небольшое абстрактное знание, которым- они обладают, направляет их сентименты скорее в мир чувствования… во все времена движущая сила наиболее важных изменений в этом мире может быть найдена меньше в научном знании, вдохновляющем массы, но скорее в фанатизме, доминирующем их, и в истерии, которая бросает их вперед». Истерию в гигантских дозах можно было наблюдать в последние годы на прибалтийских и кавказских похоронах.