— Да кто говорит об утешении? Мы не утешения ищем.
— Хорошо, — сказал Стэнли. — Раз вы настаиваете…
Он запустил руку в сумку, висевшую на поясе, достал оттуда сложенный лист бумаги, развернул его и разгладил.
— Это, — сказал он, — ответ, который дал нам Проект.
Он подал бумагу Джейсону. На ней были напечатаны четыре строчки, которые гласили:
«Описанная ситуация для нас несущественна. Мы могли бы помочь человечеству, но нет причин, по которым нам следует это сделать.
Человечество является преходящим фактором и нас не касается».
Дядя Джейсон сказал, что сначала ей следует читать книги по истории начиная с общей. Это, сказал он, даст основу для понимания всего остального.
Сейчас, сидя у стола в библиотеке, когда ветер бормотал в карнизах, а от толстой свечи остался лишь небольшой огарок, Вечерняя Звезда устало подумала о том, какой собственно прок в понимании. Понимание не разгладит складки озабоченности на лице дяди Джейсона. Оно не гарантирует, что, если вернутся Люди, останутся нетронутыми леса и прерии — земли, где живет ее народ. И оно не скажет ей, что случилось с Дэвидом Хантом.
Последнее соображение, призналась она себе, лично для нее является самым важным. Он обнял и поцеловал ее в тот день, когда они нашли существо в лощине, и к дому они вернулись вместе, держась за руки. И больше она его не видела, никто его больше не видел. Она бродила по лесу в надежде найти его самого или какие-то свидетельства того, куда он мог деться, и со стыдом припомнила, как ходила спросить о нем в монастырь. Роботы ничуть не обеспокоились: они были учтивы, но едва ли милы, и она шла обратно, чувствуя себя в некотором роде униженной, словно дала взглянуть этим равнодушным мужчинам из металла на свое обнаженное тело.
Он убежал от меня? — подумала она. Или в том, что произошло в тот день в лощине, ей виделось больше, чем было на самом деле? Оба они были потрясены случившимися там событиями, и захлестнувшие их чувства могли найти выход таким образом, однако, если взглянуть более трезво, это совершенно бессмысленно. Не похоже, сказала она себе, чтобы это было так. Она все думала с тех пор об этом и склонялась к мысли, что те события всего лишь дали толчок тому, что она знала и чувствовала, но не осознавала полностью — что она любила этого бродягу с запада. Но что если, думала она, он задал себе тот же вопрос и нашел иной ответ?
Сбежал ли он? Или он все еще должен что-то искать — спустя все эти месяцы и пройденные мили, ищет ли он по-прежнему? Убежден ли он, что предмет его поисков лежит не в этом доме и не в ней самой, и потому двинулся дальше на восток в своих бесконечных исканиях?