– Послушайте меня, сын мой…
– Неужели вы не понимаете?
– Вы способны выслушать меня, сын мой?
– Да, но…
– Даже если то, о чем вы говорите, является правдой…
– Это и есть правда!
– Даже если это правда… вы совершили преступления, за которые должны расплатиться.
– Но преступления совершал не я!
– Вы можете это доказать?
– Я… я… – Голос узника дрогнул. – Мои ноги…
– Это не доказательство.
– Моя жена…
– Где она?
– Не знаю. Но вы можете найти ее. Она вам скажет. Она сможет меня спасти.
– Боюсь, вас уже ничто не спасет.
– Но должен же быть какой-то способ! Разве нельзя найти мою жену? Разве нельзя отложить казнь, пока вы ее ищете? И потом, у меня есть друзья. Много друзей. Я назову вам все их адреса. Я назову имена людей, работающих по правительственной программе. Они…
– И что я должен буду им сказать, Райли? – резко перебил его священник.
– Джонсон!
– Называйте себя, как вам угодно. Что я скажу всем этим людям? Что я звоню им по поводу одного человека, десять лет назад погибшего во время взрыва? Скажу, что он не погиб, а оказался перенесенным в…
Священник умолк.
– Неужели вы не понимаете? – уже другим, умоляющим тоном продолжал отец Шейн. – Вы должны посмотреть правде в лицо. Вы лишь усугубляете свое состояние.
– Но…
– Вы хотите, чтобы я зашел в камеру и помолился за вас?
Узник смотрел на священника. Потом и лицо, и тело вдруг разом как-то осели, у него опустились плечи. Узник молча повернулся и поплелся к койке. Потом он тяжело повалился на койку, уперся спиной в стену. Его пальцы вцепились в воротник рубашки.
– Надежды нет, – сказал он. – Никакой надежды. Никто не хочет выслушать меня. Никто.
Когда за ним пришли, он лежал на койке, уставившись остекленевшим взглядом в стену. Священник сидел на табурете и молился.
Когда его выводили в коридор, узник не произнес ни слова. Только однажды он поднял голову и посмотрел вокруг так, словно весь мир состоял из странной, непостижимой жестокости.
Потом узник опустил голову и послушно зашагал между двумя надзирателями. Священник шел за ним следом, сложив руки и опустив голову. Губы отца Шейна двигались в беззвучной молитве.
Позже, когда Мак и Чарли играли в карты, вдруг погас свет. Надзиратели молча сидели и ждали. В камерах беспокойно двигались другие узники, обреченные на смерть.
Затем свет опять загорелся.
– Тебе сдавать, – сказал Чарли.