Грейс сидела зажмурив глаза. Лицо у нее побелело.
– Девять… десять…
Мать Ричарда улыбалась, но губы у нее дрожали, а глаза слишком сильно блестели.
– Ну вот, – произнесла она бодро. – Ты выиграла.
Грейс резким движением сунула таблетки в рот и быстро проглотила. Посмотрела на Рея. Он протянул трясущуюся руку и проглотил свои пилюли. Ричард опустил руку в карман за своими таблетками, но потом положил их обратно. Он не хотел, чтобы мать смотрела, как он их глотает.
Дорис начала засыпать почти сразу. Она зевала, и глаза у нее слипались. Рей подхватил ее на руки, и она привалилась к его плечу, обхватив за шею маленькими ручками. Грейс встала, и все трое пошли в спальню.
Ричард сидел за столом, пока мать ходила сказать им последнее прости. Он сидел, глядя на белую скатерть и остатки ужина.
Вернувшись, мать ему улыбнулась.
– Помоги мне убрать, – попросила она.
– Помочь… – начал он.
Затем замолк. Какая разница, чем теперь заниматься?
Он стоял вместе с ней посреди залитой багровым светом кухни и, ощущая абсолютную нереальность происходящего, вытирал тарелки, которыми никто уже не будет пользоваться, а потом убирал их в буфет, от которого спустя несколько часов ничего не останется.
Он все еще думал о Рее и Грейс в спальне. Наконец он вышел из кухни, не сказав ни слова и не оглянувшись. Открыл дверь и заглянул в спальню. Он долго смотрел на них. Затем снова закрыл дверь и медленно потащился обратно в кухню. Посмотрел на мать:
– Они…
– Все хорошо, – сказала она.
– Почему ты им ничего не сказала? – спросил он. – Как же ты позволила им сделать это, ничего не сказав?
– Ричард, – ответила она, – в эти дни каждый сам выбирает свой путь. Никто не вправе говорить другим, что им следует делать. Дорис их ребенок.
– А я твой?..
– Ты уже больше не ребенок, – сказала она.
Он закончил вытирать тарелки, пальцы у него онемели и дрожали.
– Мама, вчера… – начал он.
– Мне это не важно, – сказала она.
– Но…
– Это не имеет значения, – сказала она. – Эта часть пути подходит к концу.
Вот оно, подумал он почти с болью. Эта часть пути. Вот теперь она заговорит о жизни после смерти, о небесах, о награде за добродетель и о неотвратимом наказании за грехи.
Она сказала:
– Пойдем посидим на крылечке.
Он не понял. Они прошли вместе через притихший дом. Ричард сел рядом с ней на ступеньки крыльца и задумался. Я никогда больше не увижу Грейс. И Дорис. И Нормана, Спенсера, Мэри, вообще никого…
Он не мог вместить в себя все это. Это было слишком. Все, что он мог сделать, – это сидеть неподвижно, как бревно, и смотреть на красное небо и громадное солнце, готовое их поглотить. Он даже не мог уже бояться. Страхи притупились от бесконечных самоповторений.