Я снова отступил в тень, чтобы они не увидели меня и не перенесли разговор в другое место. Скрываясь в темноте, я наблюдал за ними. Каким-то образом я уже знал, что они задумали, еще до того, как один хлопнул ладонью по ручке пистолета и отчетливо проговорил:
– Пошли.
Они медленно двинулись в сторону отеля, и голоса их внезапно затихли.
Еще раз повторю: глупость – визитная карточка старика. Неожиданно для самого себя я вышел из тени, повернул за угол и шмыгнул в переулок между «Золотой Нелли» и шорной мастерской Пайка. Промчавшись мимо пятна света из окна салуна, снова нырнул в темноту. Я понятия не имел, зачем это делаю. Меня как будто влекла неведомая сила, задавившая все разумные доводы в моей голове, кроме одной мысли: надо предупредить его.
Я быстро запыхался. Полы сюртука, словно крылья разъяренной птицы, хлопали по ногам. Каждый шаг отдавался ударом железного кулака в сердце.
Не знаю, как мне удалось опередить их, разве лишь потому, что они шли крадучись, а я бежал не разбирая дороги по улице Святой Веры и зашел в отель через черный ход. Мои каблуки простучали по вытертому ковру.
Тем вечером дежурил Максвелл Таррэнт.
– Мистер Коллуэй, что случилось? – Он испуганно посмотрел на меня. – Почему вы…
– Какой номер у Райкера? – тяжело дыша, проговорил я.
– Какого еще Райкера?
– Быстрей, приятель! – прикрикнул на него я и бросил испуганный взгляд на крыльцо, где по ступеням уже грохотали шаги.
– Двадцать седьмой.
Я попросил его как-нибудь задержать людей, пришедших за Райкером, и помчался к лестнице.
Я был уже на втором этаже, когда услышал их голоса в холле. В тускло освещенном коридоре я отыскал номер двадцать семь и торопливо постучал в хлипкую дверь.
Внутри что-то зашуршало, ноги в чулках зашлепали по полу, а затем Райкер слабым, дрожащим голосом спросил, кто там.
– Это Коллуэй. Бакалейщик. Впустите меня скорей, вам грозит опасность.
– Убирайтесь отсюда, – велел он мне, но голос его прозвучал еще слабее.
– Да поможет тебе Бог, сынок, – тяжело дыша, сказал я. – Приготовься, сюда идут люди Селкирка.
Райкер невольно охнул:
– Нет, это не… – Он сдавленно вздохнул и спросил: – Сколько их?
– Шестеро, – ответил я и услышал за дверью всхлип.
– Так нечестно! – выпалил он в негодующем испуге. – Шестеро на одного. Так нечестно!
Я стоял, оторопело уставившись на дверь и представляя себе этого странного юношу – ослабевшего от страха, с бешено бьющимся сердцем, словно дубинкой ударяющим ему в грудь. Юношу, не способного в такую минуту думать ни о чем, кроме морали, совершенно чуждой этим шестерым громилам.