— Когда? — вопрос Шагена оборвал мои размышления и стал аккордной нотой в его стуке.
— Что когда?
— Когда мы с вами встретимся в эту пятницу, и все обсудим. — Здесь он подчеркнул обстоятельство времени.
— В эту пятницу? — ну, и торопыги тут некоторые.
— Как я понял, дай вам волю и муза во плоти растянет процесс на два месяца.
— Муза не виновата ее вынуждают обстоятельства.
— Хорошо. Соберемся в эту пятницу вечером вместо летучки.
— А… — от такого напора мой словарный запас попросту иссяк. — Но…
— Там же обсудим сложившиеся обстоятельства и половину отсечем. Муза должна летать необременительно.
— Я учту.
— До встречи. — Деловито завершил он.
— До встречи.
Получив заряд мотивации, я безвылазно просидела в кабинете, ломая голову над его проектом. Голову сломать не удалось, а вот пара идей все же появилась. Записав их, я сбросила клич монстрам креатива и сообщила о предстоящей встрече. С учетом того как потом весь вечер горели мои уши, матом крыли добросовестно и с душой.
* * *
Рабочий день подходил к концу, а она все еще не придумала, что и как расскажет Ванечке.
Терять его. Нет, она не хочет его терять. Выросшая в Черкасской области под крылом мамы без отца, братьев и далеких дядь, она впервые за долгие годы обрела крепкое и надежное плечо. Мало зная о нем лично, лишь короткие сведения из представленного досье, прониклась доверием, затрагивающим исковерканную душу. Еще не смея назвать «Своим» в мыслях уже звала уменьшительно ласкательным вариантом имени — Ванечка. Еще не смея рассказать о себе, была признательна за его настойчивость и умение держать слово. И сегодня надеясь, что он услышит и поймет ее мотивы, не отступится от ранее произнесенного: «Я с тобой… Я всегда буду рядом».
Все о чем она попросит — это временно прекратить встречи и сыграть по правилам Акчурина. До тех пор пока она не будет готова нанести ответный удар, благодетель должен оставаться в неведении.
— Агата, — незаметно вошедший Алексей позвал ее, а затем приблизился вплотную. — Ты помнишь, что я тебе сказал?
Глупое выдуманное имя, придающее экзотику ее образу, раздражает с той же силой что и руки, нагло разместившиеся на ее бедрах. Эту кличку для покорной домашней суки он придумал сам, как только на лице прошли шрамы от второй волны пластических правок. Как впрочем, и первое «Эвелина», полученное двумя годами раньше.
— Помню. — Ответила она.
— Сделай это сегодня. — Его руки поднялись к груди и до боли сжали полушария. — Приласкай хорошенько для начала, а потом брось. Поняла?
— Да…
— Не слышу, — усмехнулся он, оставляя жесткий поцелуй на шее.