Что он хотел сказать, какие мысли донести до захлопывавших его депутатов Верховного Совета? До Власти, черт побери! Только нечто антисоветское? Или же он пытался объяснить, что для тех, от кого зависят жизни множества людей, для Власти ДОЛЖЕН быть предел допустимого, иначе говоря, понятие греха?
Почему эти мысли приходят вам в голову ЗДЕСЬ, но даже не проклюнулись ТАМ? Потому что вы тогда чувствовали, как рушится Держава и «Кто не с нами, тот против нас»?[21]А сейчас вы решились вмешаться в исторический процесс и… вот именно: «Ох, тяжела ты, шапка Мономаха»[22], и мысли в голове начинают рождаться соответствующие. До царского венца вам, сэр, еще как до Луны на самокате, но уже и в ипостаси сотника… сами признаете: убитые ребята – на вашей совести.
На практике же… ну, как завещал В.И. Ленин: «Учиться военному делу настоящим образом». Тогда, глядишь, и безвыходные ситуации пореже образовываться будут. Да и с мисс Джулией… А все ли так безнадежно, как вам это представляется? Может быть, стоит как следует подумать?»
Сентябрь 1125 года. Полесье
Ситуация у переправы словно специально напоминала о пословице «человек предполагает, а Бог располагает». Со слов проводника, постоянных жителей там было всего четыре человека – пожилой мужчина прозвищем «Кривой», ибо был слеп на один глаз, его десятилетний внук и две бездетные женщины, не то родственницы, не то приживалки.
Еще несколько лет назад стояла на этом месте весь, и была та весь вполне благополучной потому, что жили местные не только тем, что и все – лесом, полем, огородом и рекой, но был у них и неплохой приработок. Через переправу ходили обозы, а значит, проезжающим требовался ночлег, услуги кузнеца, колесного мастера, шорника, да и прочее. Все это жители веси проезжим предоставляли (не бесплатно, конечно), да еще и приторговывали по мелочи.
Короче, росла весь потихоньку, богатела и даже сумела как-то раз показать зубы некому боярину, пожелавшему взять ее под свою руку. До крови, правда, не дошло, но острое железо друг другу издали показали и стрелами слегка покидались, хотя и без толку. Боярин в этих местах был пришлым, дружину имел небольшую, по уму бы, так следовало ему с селянами по-доброму договориться, но, видать, уж человек такой попался – сразу попробовал силой взять. Сказать, что разошлись миром, было нельзя, но и подчинить себе весь пришлый боярин больше не пробовал.
Долго бы длилось такое состояние – «ни мира, ни войны» – неизвестно, потому что грянуло моровое поветрие. Ударила болезнь в первую очередь по самым слабым – старикам и малым детям. И надо ж такому случиться: одна из женщин, схоронившая разом троих детишек, окаяла пришлого боярина колдуном, наславшим на непокорную весь смертельную хворь. Кто его знает, то ли ума лишилась баба от горя, то ли прозренье на нее снизошло, да только настроение у сельчан в тот час было такое, что поверили в боярское колдовство и порешили гнездо зловредного колдуна очистить огнем.