На подворье Кривого началось шевеление. Выскочивший откуда-то дружинник сначала отодвинул рогатку, преграждавшую выезд, потом подтянул подпруги у двух коней и подвел их к дому. Из дверей вышел немолодой уже мужчина атлетического сложения (впрочем, и все остальные дружинники отнюдь не выглядели хлюпиками) в дорогом доспехе. Судя по его гордой осанке и тому, как почтительно придержал ему стремя дружинник, вышедший был кем-то из начальных людей – скорее всего, княжеский ближний боярин.
Оба – дружинник и боярин – проехав через проход в рогатках, направили коней к Егору. Разговор был недолгим, без повышения голосов и жестикуляции, потом городненцы отправились назад, а Егор засвистел призывно и замахал рукой, подзывая Мишку.
– Антон, коня! А вы тут посматривайте… самострелы держать заряженными, старший – мастер Кузьма. Кузя, не стесняйся – не к матушке на пироги пришли. Чуть что – стреляйте, только аккуратно, своих не зацепите.
– Ага, понятно… Минь, ты тоже… поосторожнее там.
– Ничего, Кузь, как только туда Демьян со своими ребятами въедет, никому и шелохнуться не дадут.
– И все-таки взял бы ты опричников. Хоть десяток.
Препираться с братом Мишка не стал, тем более что, по знаку Антона, к его «командному пункту» уже пригнали коней. Поднимаясь в седло, он краем глаза заметил, как Кузька перекрестил его в спину.
«Переживает… а, собственно, в чем дело? Он же прав».
– Антон, первый десяток опричников ко мне. И со знаменем! Поручику Демьяну передай, что как только мы въедем на подворье, пусть выдвигается со своими людьми, раздвигает рогатки и будет готов принимать пленных… или прийти нам на помощь.
– Слушаюсь, господин сотник!
Егор встретил Мишку какой-то непонятной – не то язвительной, не то злобной – ухмылкой.
– Кочевряжатся, понимаешь! Зазорно-де князю простому ратнику сдаваться, требуют боярина. Ты тут старший из бояричей, вот и давай, тебе ж не впервой с князьями беседы вести. Правда, он вроде бы без памяти валяется, но, может, сумеешь?
Молчун Савелий, державшийся чуть позади Егора, при этих словах, не то ерзнул в седле, не то шевельнул корпусом, но получилось это у него как-то саркастически. Непонятно лишь было, к чему этот сарказм относится – к поведению городненцев или к статусу Мишки.
«Угу, понятненько: одно дело в бою победить – тут они меня равным себе еще не скоро признают, а другое дело – политес соблюсти на княжеском уровне. Этого они просто не умеют, а сопляк… как еще справится? Ну-ну, будем посмотреть».
– Что с Чумой, жив? – спросил Мишка, игнорируя и мимику Егора, и телодвижения Савелия. – Еще потери есть?