Кофе был уже готов, а я расправлялся со второй порцией тостов, когда в прихожей щелкнул замок, хлопнула дверь и на кухню заглянула Камилла — этакий постреленок с немытой головой и осунувшейся бледной рожицей.
— О, привет.
— Привет-привет. А я тут как раз завтракаю, присоединяйся.
Камилла села рядом:
— Как все прошло?
Пока я рассказывал, она подхватила с моей тарелки намазанный маслом тост и рассеянно сжевала его.
— Как он, нормально? — спросила она, когда я умолк.
— Да, вполне, — ответил я, хотя и не совсем понял, что имеется в виду под «нормально».
Камилла встала налить себе кофе.
Холодильник выводил свои рулады, откуда-то снизу доносились слабые звуки радио: под хоровое мычание коров слащавый женский голос распевал песенку про йогурт. Камилла внимательно осматривала полки, пытаясь найти чистую чашку.
— Знаешь, мне кажется, тебе стоит выбросить ту банку «Хорликса», — сказал я.
Она ответила не сразу:
— Знаю. В шкафу еще его шарф валяется — он забыл его, когда уходил от нас в последний раз. То и дело на него натыкаюсь. Запах сохранился до сих пор.
— Почему не выкинешь?
— Все надеюсь, что он сам исчезнет. Что в один прекрасный день я открою шкаф, а шарфа там нет.
— Слышу знакомый голос! — воскликнул Чарльз. Видимо, он уже давно стоял на пороге, слушая наш разговор. Он был в одном халате и, как всегда, когда хотел скрыть, что пьян, тщательно выговаривал слова: — Я думал, ты на занятиях.
— Только что вернулась — Джулиан отпустил нас пораньше. Ты как?
— Восхитительно, — ответил Чарльз, прошлепав на кухню. Отпечатки босых ног тут же испарялись с томатно-красного линолеума.
Обойдя Камиллу, он взял ее за плечи и вкрадчиво склонился над ухом:
— Как насчет поцелуя непутевому братишке?
Камилла повернула голову, чтобы чмокнуть его в щеку, но он обнял ее одной рукой за талию и, крутанув к себе, поцеловал прямо в губы.
Принять это за братское лобзание было невозможно, это был жадный поцелуй любовника, цель которого — застать врасплох, смутить, распалить. Халат на Чарльзе распахнулся, обнажив грудь; пальцы погладили нежную шею, скользнули по ней вниз и остановились, дрожа, на медовой коже над самым краем блузки.
Я не верил своим глазам. Камилла не отпрянула, даже не шевельнулась, а когда Чарльз разжал объятие, придвинулась к столу и как ни в чем не бывало потянулась за сахарницей. Пахло перегаром, разгоряченным влажным телом, сладковатым лосьоном после бритья. Звякнула ложечка. Камилла сделала глоток, и тут я вспомнил: она не любила сладкий кофе, она всегда пила кофе с молоком, но без сахара.