Мы довольно долго глядели, не говоря ни слова. Потом вдруг увидели, что две женщины в другой части помещения заметили нас. Одна подняла руку и неуверенно нам помахала. Это нас пробудило, и, панически хихикая, мы пустились наутек.
Чуть дальше по улице мы остановились и возбужденно заговорили все разом. Все — кроме Рут, которая среди этого шума не раскрывала рта. Трудно было в ту минуту понять ее лицо: разочарована она точно не была, но настоящего восторга в ней тоже не чувствовалось. Возникшая у нее полуулыбка могла бы появиться на лице у матери обычного семейства, которая обдумывает ситуацию, в то время как дети кричат, скачут вокруг и требуют, чтобы она сказала: да, разрешаю вам то-то и то-то. В общем, мы стояли, наперебой делились впечатлениями, и я, к своей радости, честно могла сказать, как и другие, что женщина, которую мы видели, — вполне реальная кандидатура. По правде говоря, мы все испытывали облегчение: пока шли поиски, мы, не вполне это сознавая, готовились пережить разочарование. Но теперь можно было спокойно ехать обратно, Рут могла вдохновляться увиденным, все остальные могли ее в этом поддерживать. И офисная жизнь, которую, судя по всему, вела эта женщина, была так близка к той, что Рут себе и нам рисовала, как только можно было надеяться. Несмотря на все, что происходило между нами в течение дня, в глубине души никто из нас не хотел, чтобы Рут вернулась в Коттеджи ни с чем, и в тот момент мы считали, что такого случиться не может. И все, я уверена, было бы в порядке, поставь мы тогда точку. Но Рут предложила:
— Давайте пару минут посидим — вон там, на той стенке. Когда они про нас забудут, можно будет еще раз подойти посмотреть.
Мы не были против, но, когда шли к низенькой стенке, окружавшей маленькую автостоянку, Крисси сказала с энтузиазмом, которого было, пожалуй, чуть больше, чем нужно:
— Но даже если мы ее больше не увидим, мы ведь все согласились, что она — твое «возможное я». А офис — прелесть. Просто нет слов.
— Давайте выждем несколько минут, — сказала Рут. — Потом вернемся.
Я садиться на стенку не стала, потому что она была сырая и крошилась, и еще потому, что в любой момент, казалось, кто-нибудь мог появиться и закричать, что здесь рассиживать не положено. А вот Рут, ничем не смущаясь, села на нее верхом. Я и сегодня очень живо вспоминаю те десять — пятнадцать минут, что мы там прождали. О «возможном я» никто больше не говорит. Мы делаем вид, что просто проводим в свое удовольствие свободное время: беззаботная однодневная вылазка, живописное место. Родни, чтобы показать, как ему здесь хорошо, исполняет коротенький танец: залезает на стенку, балансируя идет по ней, потом нарочно валится. Томми отпускает шуточки по поводу прохожих, не очень смешные, но мы дружно хохочем. Молчит одна Рут, которая сидит, окруженная нами, верхом на стенке. Она почти не шевелится, улыбка с ее лица не сходит. Ветер ерошит ей волосы, в глаза бьет яркое зимнее солнце, и непонятно — то ли она улыбается, глядя на наши кривляния, то ли просто щурится от света. Вот какие картинки сохранились у меня от ожидания у автостоянки. Судя по всему, мы ждали, пока Рут скажет, что пора идти смотреть второй раз. Она так этого и не сказала, потому что случилось вот что.