Изможденный, грязный и невероятно худой мужчина вставал, превозмогая себя. Сначала на четвереньки, потом, цепляясь за прутья, на ноги… Он едва стоял, согнувшись и покачиваясь, но смотрел на меня исподлобья хмуро и непримиримо. Похоже, мои слова, что хоть ползком, но сам, были восприняты буквально.
— Музыкант, ошейник активировать на смену владельца нужно, — подсказал один из сопровождавших меня мужчин из трактира. — Там же чары, надо, чтобы магия тебя новым хозяином признала.
Я нерешительно подняла руку, но сначала уточнила у раба:
— Ты принял решение?
Вербального ответа не последовало, просто он опустил ресницы и откинул голову, подставляя мне шею и магический артефакт, ограничивающий его свободу.
— А… как? — повернула я голову к прежнему хозяину, который стоял, рассматривая свои грязные ногти, и не спешил принимать участие в происходящем.
Лишь после моего вопроса он брезгливо поморщился и соизволил ответить:
— Я к этому прикасаться не желаю, но кровь дам, — после чего покопался в кармане, вытащил оттуда что-то маленькое и блестящее и, кольнув себе мизинец так, чтобы выступила красная капля, протянул мне руку. — Бери, парень.
— И? — Ничего не понимая, я указательным пальцем аккуратно собрала предложенное и замерла, не зная, что делать дальше.
— Намажь моей кровью ошейник, — скучающе отозвался рабовладелец. А как только я это сделала, протараторил: — Отказываюсь от всех прав на жизнь, смерть, тело и душу этого раба и добровольно передаю его новому хозяину. Всё, забирай.
Поняв, наконец, что от меня требуется, я уже себя в ладошку кольнула. Пальцы травмировать нельзя, мне еще играть предстоит. Мазнула уже своей кровью ошейник и, повинуясь интуиции и догадке, проговорила:
— Принимаю в свою власть жизнь, смерть, тело и душу этого раба. Отныне он принадлежит мне.
И лишь после вот такой двойной активации кровью прежнего и нового владельца магия сработала — по зачарованному металлическому обручу пробежал ряд искр, заставив узника глухо протяжно застонать и зажмуриться. Наверное, это очень больно. Впрочем, всё длилось буквально миг, искры быстро погасли, и ничего уже не напоминало, что штука, водруженная на шею смертника, какая-то особенная.
— Идем, — тихо велела я ему, вышла и обратилась к работорговцу. — Удачи вам, господин. О теле этого раба я позабочусь, никто не найдет трупа.
Я имела в виду, что теперь этот несчастный выживет, но меня поняли явно не таю.
— А говорил, что не собираешься его пришить. Не понимаю я… Пырнул бы сейчас, и все дела. На кой куда-то тащить эту падаль?