— Что будем делать?
— Не знаю, но когда вечером вернуться охотники этого племени, они захотят кушать, — короткая пауза, — нас.
— Надо подумать…
Воцарилось молчание. Елена, Орум и Ал честно попытались подумать. Минут так пять. Дальше мыслительный процесс как-то не пошел. Сидя привязанным к столбу под палящим солнцем пустыни, хотелось только одного — пить. Вода поглощала все их мысли и заставляла мечтать о себе.
Минуты шли. Казалось, что прошла целая вечность, а на деле — не больше получаса. Мужественно державший всё это время язык за зубами Ал, всё же сдался и начал истошно ныть:
— Не-е-е-е-т… Не хочу… Только не смерть… Я прожил такую тяжелую жизнь не для того, что бы умереть от клювов этих зверей…
— Умолкни! И так паршиво, — отозвался угрюмый Орум, но Ала было уже не остановить.
— Я так люблю жизнь… Эй там, на небесах, или в недрах планеты, если там всё же кто-то есть, услышь меня… Умоляю… Пусть они сожрут коротышку первым, он такой сочный и жирный.
— Ох и нытик ты. Да еще и сволочь эгоистичная, — снова попытался прервать его тирады Орум.
— Я больше никогда не буду врать. Я буду помогать всем, всем, всем и даже бесплатно. Вселенная, ну давай, услышь меня, дай мне шанс стать хорошим Алом!
— Да закрой же ты уже свою хлеборезку! От того, что ты тут разорался, нам легче не станет.
Ал медленно развернул голову в сторону гнома. Взгляд его был пристальным и пронизывающим. Секунда. Две. Десять. Казалось он хочет просверлить дырку во лбу Ори.
— А знаешь что!? Ты меня достал со своими нравоучениями! Тоже мне, отец семейства выискался! Посмотрите на меня, я такой правильный, такой чистый, не совершил ни одного плохого поступка. Всю жизнь был примерным семьянином и законно зарабатывал на свой хлеб, — Ал попытался презрительно плюнуть на песок, но пересохший язык и губы не позволили этого сделать.
— Ну и к чему ты это сейчас ляпнул?
— Да пошел ты!
Разговор утих сам собой. Хорошо, что Орум не любил ругаться и биться головой о стену, лишь бы только что-то кому-то доказать. Гном, конечно, иногда срывался и тоже высказывал такие речи, что челюсти друзей устремлялись к земле, но в большинстве случаев он предпочитал просто остаться при своем мнении и промолчать. Он мог прекрасно улавливать тот момент, когда надо закрыть рот, чтоб не подкидывать больше дров в пылающее эго Ала. Что сейчас и произошло.
Молчание продолжалось, а солнце медленно и уверенно зажаривало наемников. Даже непонятно кому хуже: Елене в кожаной курточке, с обрезанным правым рукавом, из-за чего тело нереально потело, а рука уже покрывалась волдырями; или Алу с Орумом, которые были в майках, и их кожа уже приняла ядрено красный окрас. На лысину гнома вообще было больно смотреть: яичница б на ней приготовилась за долю секунды.