Я поднял голову, огляделся. Едкий пот падает с бровей мутными каплями, перед глазами пляшут разноцветные круги. А впереди, в нескольких метрах, — два прислонившихся друг к другу обломка скалы, образующие что-то вроде палатки. Кое-как поднимаюсь и ковыляю к спасительной тени…
Сел на землю, прислонившись спиной к валуну, отстегнул от пояса фляжку. Теплая солоноватая вода, кажется, испаряется, не успев даже дойти до желудка. Остатки выливаю на макушку, с наслаждением растираю ладонью влагу, заструившуюся по лицу, щекочущими ручейками устремившуюся за ворот. Уф… Пожалуй, стоит подождать здесь пару часов, пока жара спадет, а к вечеру двинуть дальше. Сколько я уже прошел? Пеленгатор показывает, что я нахожусь в четырнадцати с небольшим километрах от капсулы. Что ж, четырнадцать километров за пять часов пути — совсем неплохой темп для такой трассы. Хотя этот чертов откос надо было все же попробовать обойти…
Забравшись поглубже в каменную «палатку», я с наслаждением вытянул ноги и прикрыл глаза. Здесь, конечно, душно, и в носу свербит от пыли, но, по крайней мере, не допекает чертов Поллукс. Можно и вздремнуть часок-другой… Та-ак… Винтовку справа от себя, дулом к выходу из убежища, палец на гашетку. Иначе не засну.
Мышцы и суставы тоскливо ноют после нешуточной встряски, многочисленные ссадины и солнечные ожоги горят огнем от попавшего на них пота и песка. Тысяча черепогрызов! Надеюсь, микстуры, что вколол мне коновал с орбитальной станции, делают свое дело, иначе можно проснуться с приступом какой-нибудь местной заразы. Или вообще не проснуться. Если честно, я бы предпочел второе. Валяться в луже собственных испражнений, скулить и бредить от лихорадки, дожидаясь конца… Доводилось мне видеть и такое. Не так бы мне хотелось провести последние часы жизни. Уж лучше сразу пулю в лоб.
Жара и усталость быстро взяли свое. Боль постепенно притупилась, перестали гудеть мышцы, камни стали казаться мягкой периной. Еще немного — и я провалился бы в глубокий сон, но что-то мешает этому, и я завис на зыбкой грани сна и бодрствования. В мозгу вяло перетекают из одного в другой смутные образы, я так же вяло провожаю их мысленным взором. Попытался представить себе лицо Литы, но оно возникает в мозгу лишь на миг, как вспышка. Стоит только попытаться задержать ее образ, рассмотреть повнимательнее — и хорошенькое личико в ореоле длинных волос начинает искажаться, корежиться, как плавящийся под ударами лучеметов лист металлопластика. Это жутко бесит, я снова и снова вызываю из памяти ее образ, но с каждым разом его все труднее поймать. В конце концов Лита вовсе теряется за рожами Ковальски, Кроуэлла, надсмотрщика с орбитальной станции Поллукса-5, еще какими-то малознакомыми и малоприятными физиономиями.