Я поднялся, и мы все вместе принялись за еду. Без особого воодушевления, правда. Мэри и вовсе до сих пор валяется пластом, не подавая признаков жизни.
— Кто-нибудь знает, как устроен этот Озерный лагерь? — спросил я. — Как бы нам туда пробраться, не попадаясь на глаза местным…
— Там два корпуса, — подал голос Джамал, прожевав изрядный кусок пайка. — Длинные, узкие, в три этажа. Между ними огороженная площадка, там хибары всякие, времянки. Но когда опасность какая — все в корпусах прячутся. Там раньше тюремные камеры были. Под землей тоже этажа два-три. Еще и сами местные роют новые ходы, так что сейчас, может, больше…
— Патрули выставляются?
— Раньше выставлялись. У ворот, на вышках. Ворота только одни и почти всегда заперты. Так просто в лагерь не попадешь. Хотя есть у меня одна мыслишка… Не знаю только, получится или нет. Столько лет прошло…
— Ты раньше жил там, в лагере Головастика?
— Я же говорю — я родился здесь, — осклабился уродец. — И первые годы своей долбаной жизни провел там, — он мотнул головой на север.
— А потом?
— А потом пришлось драпать из лагеря…
Взгляд его застыл, устремленный куда-то в бесконечность. Губы заходили ходуном, то искривляясь в усмешке, то обнажая кривые зубы в зверином оскале. Сдается мне, детские воспоминания Джамал радужными не назовешь. Хотя мне, если честно, глубоко плевать, что у него там стряслось. Мне вообще на все плевать. Того и гляди, скоро станет все равно — доберемся мы до лагеря или нет. Я слишком устал…
— Сейчас детей не появляется. Давным-давно, — продолжил Джамал после долгого молчания. — Да и в то время это была редкость. Баб здесь вообще мало, и все бесплодны. Но я как-то умудрился родиться. И родился таким… — он хихикнул было в своей обычной бесовской манере, но тут же одернул сам себя. — И еще и умудрился выжить. Хотя все, кому не лень, потешались надо мной, шпыняли, как паршивую собачонку… Тогда еще здесь водились собаки… Мамаша моя померла, когда я еще разговаривать толком не умел. И я остался один. Жил в какой-то норе, жрал отбросы, клянчил что-нибудь у взрослых. Воровал… Раз попался — чуть до смерти не запинали. Долго отходил… А потом, ночью… Пробрался в каморку, где они спали… И резал. Одного за другим… Одного за другим… Одного… за другим…
Уродец все шептал что-то нечленораздельное, отрывисто дергая рукой, будто вонзая клинок в невидимое тело. Его сбивчивый, полубезумный говор ввинчивался в мозг ржавым сверлом. Захотелось заткнуть его, желательно навсегда. Пальцы сами собой потянулись к кобуре…
— А потом я ушел, — неожиданно прервав свои причитания, будничным тоном произнес Джамал. — Проплутал несколько дней, пока не наткнулся на пещеры на южном склоне. Тогда там еще никто не жил, кроме ползунов. Но мне повстречались несколько парней из новичков. Мы и обосновали там лагерь… Давно это было…