— Вам, верно, нехорошо? — спрашивал он.
Потом Мадлен постепенно приходила в себя: лицо ее оживлялось; казалось, она пытается размять затекшие мускулы и нервы, вот она неуверенно улыбается, щурится и затем поворачивает голову.
— Нет. Со мной все в порядке.
Взглядом она успокаивала его. Как знать, возможно, в один прекрасный день она доверит ему свою тайну. А пока что Флавьер старался не позволять ей водить машину. Она это делала весьма умело, но с какой-то покорностью судьбе… Хотя это не совсем удачное выражение. Флавьер безуспешно пытался облечь в слова свои ощущения… Она не желала защищаться, заранее принимала все, что могло с ней случиться. Он вспомнил, как сам страдал от гипотонии. Это было очень похоже на состояние Мадлен… Малейшее движение стоило ему невероятных усилий; если бы он тогда увидел на земле тысячефранковую бумажку, то, наверное, не смог бы нагнуться за ней. Вот и в Мадлен словно сломалась какая-то пружина. Флавьер был уверен, что, попадись им какое-то препятствие на дороге, она даже не попытается спастись: затормозить, повернуть руль… Вот так и в Курбевуа она не боролась за свою жизнь. И еще одна любопытная подробность: она никогда не задумывала заранее, куда им отправиться на прогулку.
— Поедем в Версаль или в Фонтенбло? Или лучше останемся в Париже?
— Как хотите…
Всегда один ответ. Однако через пять минут она уже хохотала, очевидно, ей было весело; лицо ее розовело, она сжимала руку Флавьера, и он ощущал, как ее переполняет энергия. Иногда, не удержавшись, он шептал ей на ухо: «Вы очаровательны!» «Правда?» — вскидывала она на него глаза. У него всегда мгновенно щемило сердце, когда приходилось встречаться взглядом с ее голубыми глазами, такими светлыми, что дневной свет, казалось, слепил их. Она быстро утомлялась и вечно хотела есть. В четыре она полдничала булочками и чаем с вареньем. Флавьеру не особенно нравилось заходить в кондитерские и чайные салоны. Поэтому он старался как можно чаще увозить ее за город. Поглощая ромовые бабы и эклеры, он испытывал мучительное чувство вины, потому что шла война и мужья буфетчиц, вероятно, были сейчас где-то там, между Северным морем и Вогезами. Но он понимал, что еда необходима Мадлен как раз для того, чтобы справиться с той бездной небытия, с той темной пропастью, которая в любую минуту готова была поглотить ее.
— Вы напоминаете мне Вергилия, — признался он как-то.
— Но почему?
— Помните то место, когда Эней спускается в подземное царство к Плутону? Он истекает кровью, а тени мертвых слетаются на запах. Насытившись кровавыми испарениями, они на какое-то время обретают телесную оболочку и вместе с тем способность говорить; и тогда они горько оплакивают солнечный мир живых!