— Вам не показалось, что она взволнована, беспокойна?
— Нет.
— Как вы думаете, почему это случилось?
— Господи, не знаю, честное слово! Я ломаю голову и не могу понять!
— Болезни?
— Она была здорова. Никогда не болела, никогда не жаловалась.
— Может быть, ссора?
— Мы никогда не ссорились… ни разу за те полтора года, что мы женаты!
— Денежные затруднения?
По-прежнему глядя в пол, он помотал головой.
— Какие-нибудь неприятности?
Он опять помотал головой.
— Вчера вечером служанка не заметила никаких странностей в ее поведении?
— Никаких.
— Вы поискали в ее вещах — бумаги, письма?
— Да — и ничего не нашел. — Он поднял голову и взглянул мне в глаза. — Одно только, — он говорил очень медленно, — в камине у нее была кучка пепла, как будто она сожгла бумаги или письма.
Корелл больше ничего не мог сообщить — по крайней мере, я больше ничего не мог от него добиться.
Девушка в прихожей конторы Альфреда Банброка сказала мне, что он на совещании. Я попросил доложить обо мне. Он вышел с совещания и увел меня в свой кабинет. Его усталое лицо выражало только одно: вопрос.
Я не заставил его ждать ответа. Он был взрослый человек. Замазывать плохие новости не имело смысла.
— Дело приняло скверный оборот, — сказал я, как только мы закрылись в кабинете. — Думаю, нам надо обратиться за помощью в полицию и в газеты. Вчера я опрашивал некую миссис Корелл, подругу ваших дочерей, и она лгала мне. Ночью она покончила с собой.
— Ирма Корелл? Покончила с собой?
— Вы ее знали?
— Да! Очень близко! Она была… то есть да, была — близкой подругой моей жены и дочерей. Покончила с собой?
— Да. Отравилась. Сегодня ночью. Какая тут связь с исчезновением ваших дочерей?
— Какая? — переспросил он. — Не знаю. А должна быть связь?
— По-моему, должна. Мне она сказала, что не видела ваших дочерей недели две. Муж ее только что мне сказал, что в среду днем, когда он вернулся из банка, они с ней разговаривали. Когда я ее расспрашивал, она нервничала. И вскоре покончила с собой. Можно не сомневаться, что какая-то связь тут есть.
— И это означает?..
— Означает, — подхватил я, — что, если даже вашим дочерям ничто не грозит, мы все равно не имеем права рассчитывать на это.
— Вы думаете, что с ними случилась беда?
— Я ничего не думаю, но знаю, что, если за их отъездом последовало самоубийство, нам нельзя вести дело спустя рукава.
Банброк позвонил своему адвокату — румяному седому старику Норуоллу, который славился тем, что знает о корпорациях больше всех Морганов, вместе взятых, но не имел ни малейшего понятия о полицейской процедуре, — и попросил его встретиться с нами во Дворце юстиции.