Толя заметил, что Нина немного вздрогнула при упоминании отца, но потом заулыбалась снова, откинулась на подушки, уставившись в потолок, и промурлыкала:
– Продолжай, только сделай свет потише.
– Чё сделать?
– Свет, чтоб не такой яркий был, сделай?
Толя выключил одну из верхних ламп, но Нине было этого мало, и тогда он выключил весь свет, оставив только торшер. Теперь они лежали (он – на полу, Нина чуть выше на диване) в полумраке, а за окном шёл снег. Ветер завывал в щелях, но им было уютно, как в отеле. Толя подумал, что неплохо бы закрыть дверь в квартиру, чтобы холод из подъезда не просочился к ним, но через несколько минут кто-то из соседей пришёл в квартиру и громыхнул дверью. И Толя поразился тому, как его желание материализовалось в реальность. Всё это время он рассказывал про карьерные успехи шефа, но не был уверен, слушает ли Нина.
– И что, братик, тебе нравится у него работать?
– Нет. Но это потому что я хе**** там занимаюсь. Курьерская работа.
– Ну, не так плохо…
– Когда я в институте учился, то совсем не этим хотел заниматься. Я даже на собеседование в Эрнст энд Янг ходил, но батя отговорил туда устраиваться. Сказал, «к Лёньке иди».
Он опять заметил, что Нина вздрогнула при упоминании отца. Она медленно приподнялась и сделала ещё одну глубокую затяжку.
– Будешь ещё хапочку? – спросила она секунд через двадцать. Дым почти не вышел из неё наружу, и Толе показалось, что она побледнела.
– ***, Я, да ты чё? Так каждый вечер?
– Ну, тебе я столько не забью, не ссы, – успокоила она.
Толя затянулся ещё. Он опасался, что станет говорить и думать медленнее, но в этот раз гашик только сильнее расслабил его, никак не повлияв на скорость.
– Знаешь, в институте думаешь, что щас отсидишь всё это и устроишься на о****ную работу, будешь ходить в костюме и с портфелем из кожи. А потом оказываешься, вот как я, на своём месте, и крылья как будто кто отбирает. То есть ты – это ещё ты. Но без всех этих мечт и без всего этого «потом будет…», и на этом и начинается взрослая жизнь, я думаю.
– Х*** ты загнул…
– Да-а. Просто так, как в девятнадцать – когда кажется, что море по колено и всё ещё впереди, и всё вокруг о****но и интересно, – такого в двадцать три уже нету.
– Ну, ты включил деда, – Нина засмеялась. – А мне что делать в свои, ээ, восемнадцать?
Она захохотала, и довольно заразительно – Толя не смог сдержать ответный смех. Они смеялись несколько минут, и в конце он уже забыл, над чем они смеются, если бы Нина не повторила:
– Восемна-адцать! – и пошла на второй круг. Но Толе уже перестало казаться это смешным, и он начал есть картошечку.