— Сохранилось, хотя в трудные времена не просто это было.
— Слава богу, — облегченно выдохнул студент, — значит, Петербург стоит. И помирать-то не страшно.
— Да, только он переименован.
— Вот это напрасно, — живо возразил Линдберг, — города, как и люди, должны всю жизнь носить имена, данные при рождении. Неужели же не построены, при ваших-то великих достижениях, новые города по законам иной красоты, достойные имен вождей и героев своей эпохи?
— Да, это есть тоже.
— А позвольте еще пару вопросов. Изжиты ли голод и нищета, истерзавшие несчастный наш народ?
— Голода, повальных пандемий и эпидемий давно нет и в помине.
— Стало быть, исчезло воровство и пьянство, прекратилась проституция?
Холмо кашлянул в кулак:
— Видишь ли, Паша, не так все оказалось элементарно… Взгляни-ка лучше туда: по-моему, этот экипаж увязался за нами еще на Невском.
Линдберг посмотрел в маленькое оконце, сказал сквозь зубы:
— Сейчас проверим. Извозчик! Гони, дам полтинник на овес.
— Слушаюсь, барин. Ну-у, дракон! Пошел!
Хлопнули вожжи, пролетка шумно запрыгала по камням. Хватаясь за что попало, чтобы не вылететь на мостовую, Линдберг прокричал:
— Похоже, вы правы, Холмов, не отстают. С тех пор как этот журналистишка вломился ко мне в лабораторию, житья нет.
— Я, положим, скоро вас покину, — обиделся Холмов, вновь переходя на «вы», — вы же меня сами пригласили на испытания.
— Сейчас приедем. Мы уже на Приморском.
Серая вода залива лизала головки гранитных валунов. Справа от дороги зеленой сплошной стеной стояли молодые сосны. Пахло хвоей и горячим конским телом. Линдберг остановил экипаж у начала лесной тропы и велел извозчику ждать. Преследователи, если они были ими, остались у городской черты, не желая обнаруживать себя слишком явно на пустынном шоссе. Чайки с ребячьими криками кружились над прибрежными, с гребешками, волнами.
Линдберг, захватив с собой портфель, повел Холмова вверх от моря через глухую чащу. Минут через, пять у оврага лес кончился. Противоположная сторона желтела скальными выходами. На дне скакал с камня на камень жиденький ручеек. Место было дикое, нехоженое.
— Здесь, — объявил изобретатель, доставая из портфеля металлическую трубку, похожую по размерам на детский калейдоскоп, и пригоршню разнокалиберных пистолетных патронов.
Трубку Линдберг вставил в какую-то толстую катушку с рукояткой, а патроны широким взмахом руки обратил в латунный град, глухо простучавший по каменным стенкам.
— Внимание, — сказал он напряженно, как и всякий экспериментатор при демонстрации своего детища, и повел трубкой в ту сторону, куда забросил патроны. Ущелье тут же отозвалось треском выстрелов. Холмов видел, как фонтанчиком взметнулась вода, полетела гранитная пыль. Одна из пуль майским жуком фыркнула около исследователей.