Ненец так же молча принял миску, зачерпнул ложкой, попробовал… и звучно сплюнул в сторону. Затем встал, отошел на несколько шагов и выплеснул содержимое миски. Вернулся. Сел. И с брезгливостью произнес:
— Сяторей[3]. Не рыба.
Я разозлился, на мой вкус уха получилась отменная, но спорить не стал — человек прямодушно высказал свое мнение, что ж теперь…
Пока мы с Романом ели уху, ненец терпеливо и задумчиво жевал хлеб с чесноком, храня молчание, и оживился, только когда заварился чай.
За чаем и познакомились; выяснилось: наш ночной гость оленевод, пасет с бригадой большое колхозное стадо где-то здесь, на севере Канина, и зовут его Николай Апицын.
— Отчего же у тебя фамилия русская? — поинтересовался доктор.
— Почему русская, — не согласился Николай. — От Апицы идем, из рода Вэры. Ученый из Ленинграда приезжал, говорил, еще четыреста лет назад писали: был на Канине ненец Агаща…
Еще минут двадцать Апицын, в котором проснулась словоохотливость, рассказывал о своих предках, и вдруг безо всякой видимой причины заявил:
— Зря сюда приехали. Плохое место. Болота. Гнус. Холодно.
— Чем же плохо? — рассудительно возразил доктор. — От гнуса мазь есть. Костюмы у нас теплые. Палатка. Дров много. В озере рыба.
— Хо! Разве сяторей — рыба? В ручье есть рыба, правда. Хариус. Но его тру-удно поймать. Сильно осторожная рыба.
Я обрадовался: — Ну вот, даже хариус водится! Мы здесь отлично отдохнем.
Апицын снова замолчал, смиряясь, судя по всему, с тем, что место нам все равно нравится. Затем с явной неохотой уступил:
— Отдыхайте. Только уходить от Харьюзового ручья не надо.
— Почему это не надо? — начал заводиться я. Что это за дела: пришел, уху охаял, а теперь с места согнать пытается. — Захотим, на другой ручей пойдем.
— Не надо уходить далеко, — повторил Апицын.
— Но почему?!
— Сиртя тут живут… — неохотно пробормотал ненец.
— Сиртя? — переспросил Роман. Он, как и я, слышал это слово впервые. — А это что еще такое?
— Маленькие люди такие. Шаманы. Сильные шаманы. Выдутана[4].
— Сказка, — фыркнул доктор.
— Как сказка! Сиртя раньше много было в тундре, тысячи. Сейчас совсем мало. Однако, есть. Ненцы к ним иногда ходят, когда болеют. Или когда про завтра спросить надо.
— Значит, сиртя людям помогают? — зацепился дотошный Роман.
— Прмогают, помогают…
— Так отчего же место, где живут эти сиртя, плохое?
Ненец смутился: — Говорят так… Олень туда не ходит, ягель не растет вокруг сиртямя[5]. Если человек без дела придет, помереть может. Подальше от сиртя надо ходить.
Чего-то не договаривал Апицын, темнил.
— Ну а сам ты зачем в эти «плохие» места пришел? Просто так, что ли?