А вместе с тем Осокину делается все более и более смешно. Он вдруг чувствует себя очень далеко от всего этого. Он ощущает свое «Я» взрослого человека, и то, что происходит здесь, происходит не с ним. Все его негодование совершенно проходит, теперь он холодно наблюдает со стороны.
— Ну и что же, замок сломан? — обращается директор к надзирателю.
— Не запирается замок, — отвечает тот, — верно, что-нибудь положено туда.
— Довольно, — говорит директор.
Он опять сопит несколько секунд и наконец говорит, обращаясь к Осокину:
— Ну так вот, ты можешь упражнять свои таланты где-нибудь в другом месте. Нам здесь взламыватели замков, пасквилянты и негодяи — директор опять начинает орать — не нужны! Убирайся вон, ты исключен из гимназии. Сторожей можете оставить, — говорит директор в сторону инспектора. — Они не должны страдать из-за этого…
Директор встает, важно отходит к кафедре и берет с нее какой-то классный журнал.
Осокин понимает, что все кончено. На мгновение его опять охватывает злоба против этих тупых людей, распоряжающихся его судьбой. Но, точно в ответ на это, ощущение того, что это все было с ним и было точно так же, пронизывает его холодом, и он сам исчезает в этом ощущении. Его нет! Совсем нет! Что-то происходит вокруг, но только не с ним, и поэтому ему совершенно и абсолютно все равно. Он не может волноваться из-за этого, также как не может волноваться из-за каких-нибудь событий римской истории…
Все эти люди — и директор, и воспитатель, и Таракан — думают, что все происходит на самом деле. Они не понимают, что это уже было… и поэтому сейчас ничего не происходит.
Осокин не может объяснить сам себе, почему, если это было, то, значит, этого нет. Но он чувствует, что это так и что его ничего больше не касается.
Воспитатель трогает его за плечо, и они идут из зала. Мельком Осокин видит Таракана, который продолжает стоять с двугривенным на ладони, и ему делается смешно, так что хочется громко хохотать, и он с трудом удерживается.
В классах уже идут уроки.
— Что же теперь мне делать? — с усмешкой спрашивает Осокин воспитателя. — Я могу идти домой?
— Нет, — говорит тот. — Вызовут вашу мать, и она вас возьмет.
Воспитатель ведет Осокина в больницу. Это три небольших комнаты внизу.
Там два первоклассника в синих халатах и неприятный толстый пансионер в очках из седьмого класса, у которого гимназисты подозревают сифилис и который почти все время живет в больнице.
Воспитатель оставляет Осокина и уходит. Тот садится у окна и смотрит на улицу. Ощущение безразличия к самому себе и ко всему на свете опять уходит от него. Он чувствует себя гимназистом, на которого сейчас орал директор и которого исключили из гимназии.