Странная жизнь Ивана Осокина (Успенский) - страница 54

— Если он может так относиться ко мне, — думает Осокин, — то я очень рад, что все так произошло. Если бы он хотел, то мог бы найти тысячу других выходов. Почему он думает, что имеет право распоряжаться нами? Конечно, я теперь ничего не скажу ему. Но если он думает, что заставил меня отказаться от Танечки, то он очень ошибается.

В голове у Осокина сразу возникает тысяча планов. Ни в какое юнкерское он готовиться в Петербурге не станет, а найдет себе работу в журналах, переводы с английского и итальянского, будет готовиться в университет и выпишет к себе Танечку. Нужно только написать ей, чтобы она знала и ждала и не думала, что он забудет ее так же, как ее забыли другие «милые дружки».

Он достает бумагу и пишет:

«Милая Танечка, дядя отправляет меня в Петербург готовиться в юнкерское. Но я буду готовиться в университет. Не забывай меня. Мы скоро увидимся. Как и что, пока ничего не скажу. Но жди от меня письма. Я напишу в Горелово до востребования. Тебе передадут оттуда, когда придет письмо. Целую тебя крепко-крепко. Как тогда у озера, помнишь?

Твой И. О.»

Потом он запечатывает письмо и смотрит на часы. Уже шестой час. Странное ощущение — час с небольшим прошел после того разговора, а Осокину кажется, что его уже здесь нет. Все стало чужим. И в душе сильнее всего звучит нетерпение — скорее ехать.

— Письмо дам Митьке, — соображает Осокин, — и велю ему передать Танечке не дома, а в саду. Он это сумеет сделать. Ну ладно, мы еще посмотрим. Теперь нужно укладываться. Да, я понимаю, почему мне стало почти приятно, что я отсюда уеду. Я все время чувствовал какое-то раздражающее наблюдение за собой. И то, что я не занимаюсь, и то, что я лишний раз верхом проеду, и Танечка… Все равно, я не мог бы здесь жить долго. Я хочу иметь право делать то, что я хочу, а не то, что кто-нибудь другой находит хорошим или нужным. Ничему я никогда не подчинялся и ничему не подчиняюсь.

Через два часа Осокин с чемоданом едет на тройке на станцию. Белоножка идет правой пристяжной. У Осокина тяжело на душе, ползут безнадежные мысли. И он опять думает о матери, о том, что пока она была жива, он не сделал ничего, что хотел сделать для нее.

— Все это было важно тогда, — говорит он себе. — Теперь мне все равно. Я ничего не хочу, и мне все безразлично.

В памяти у него почему-то всплывают комната волшебника и весь разговор с ним. Теперь это кажется сном или фантазией, но каким-то странным сном, который гораздо реальнее действительности и рядом с которым превращается в сон действительность.

Тройка, стуча копытами, шагом переезжает через мост. Белоножка косится на реку и, перебирая ногами, жмется к кореннику. Больно колотится сердце. Вчера они шли здесь с Танечкой. И кроме того, когда-то давно-давно, было то же самое, та же тройка, та же самая колющая в сердце тоска. Все было. Осокину делается невыразимо грустно и хочется плакать.